— Этого я не знаю. Он мне о себе не рассказывал.— Но мог сказать его слуга.Капитан рассмеялся, что было для него непривычно.— Слуга его шельма; он слышал все языки мира, но многому ни на одном не научился. Он курит, свистит и целый день поет, а когда его спрашивают, он отвечает, но его ответы сегодня верные, а завтра нет. Позавчера он был турком, вчера черногорцем, сегодня он друз Друз — приверженец одной из сект ислама.

, и один Аллах знает, кем он станет завтра или послезавтра.— Значит, ты не придешь ко мне?— Приду, но после того, как выкурю трубку с тем человеком. Аллах да хранит тебя, а мне еще надо работать.Халеф уже ушел вперед. Теперь я последовал за ним и, добравшись до своего жилища, растянулся на кушетке, желая обдумать сегодняшнее происшествие. Однако мне это не удалось, потому что вскоре ко мне вошел хозяин.— Селям алейкум!— Алейкум!— Эфенди, я пришел за твоим разрешением. В моем доме появился чужой сиди и попросил сдать ему комнату, что я и сделал.— Где расположена эта комната?— Наверху.— Ну, так этот человек мне не мешает. Делай, что тебе нравится, шейх!— Твоя голова много думает, а у него слуга, который, кажется, слишком много свистит и поет.— Когда мне это не понравится, я ему прикажу умолкнуть.Озабоченный хозяин удалился, и я снова остался один, однако опять не смог спокойно поразмышлять, потому что услышал шаги двух мужчин, один из которых шел со двора, а другой — с улицы, и как раз возле моей двери они встретились.— Что ты здесь делаешь? Кто ты? — спросил один. Я узнал голос Халефа, моего маленького слуги.— Сам-то ты кто и что тебе надо в этом доме? — спросил в ответ другой.— Я? Я принадлежу к числу обитателей этого дома! — крайне возмущенно сказал Халеф.— Я тоже!— Кто ты?— Хамсад аль-Джербая.— А я — Хаджи Халеф Омар-ага, спутник и защитник моего хозяина.— Кто твой хозяин?— Великий врач, живущий в этой комнате.— Великий врач? Что же он лечит?— Все.— Только не умничай! Есть лишь один человек в мире, который может лечить все.— Кто же это?— Я!— Ты тоже врач?— Нет, но я тоже защитник своего хозяина.— Кто же твой хозяин?— Этого никто не знает. Мы ведь только что въехали в этот дом.— Вы могли бы остаться снаружи.— Почему?— Потому что вы невежливые люди и не даете ответа, когда вас спрашивают. Скажешь ты мне, кто твой хозяин?— Да.— Ну?— Он… он… мой, а не твой хозяин.— Шутник…После этого последнего слова я услышал, как мой Халеф в большом возмущении удалился. Другой, насвистывая, остался стоять у входа, потом он начал что-то тихо бурчать и зудеть себе под нос, потом наступила пауза, а за нею он вполголоса затянул песню.Я чуть не подпрыгнул от радостного изумления. Правда, он пел по-арабски, но эти арабские стихи, которые замечательно рифмовались, звучали в переводе на один из немецких диалектов следующим образом:
Что там за шуршанье в кустах, что за шум?Я думаю, это — Наполиум Наполиум — немецкое диалектное произношение имени Наполеон.

.Что ищет он там весь день и всю ночь?Живее, камрад, гони его прочь!
Кто вывел в поля посредине страныСолдат, облаченных в чудные штаны?Зачем там стоять им день и всю ночь?Живее, камрад, гони-ка их прочь!
И мелодия была той же самой — нота за нотой, звук за звуком. Когда он закончил вторую строфу, я подскочил к двери, открыл ее и посмотрел на поющего. Он был одет в широкие белые шаровары, такого же цвета курточку, обут в кожаные ботинки, а на голове носил феску — самый обычный в этих краях вид.Увидев меня, он уперся кулаками в бока, притворился, что его не смущает мое появление, и спросил:— Нравится, эфенди?— Очень! Откуда ты знаешь эту песню?— Сам сочинил.— Скажи это кому-нибудь другому! И мелодию сам сочинил?— А ее-то тем более!— Врун!— Эфенди, я Хамсад аль-Джербая, я не позволю себя оскорблять!— Возможно, что ты Хамсад аль-Джербая и тем не менее большой обманщик. Я-то знаю эту мелодию.— Значит, тебе ее кто-то напел или насвистел, услышав ее от меня.— А ты от кого ее услышал?— Ни от кого.— Кажется, ты неисправим. Это мелодия немецкой песни.— О эфенди, что ты знаешь о Германии?— Песня называется «Что там за шуршанье в кустах, что за шум? Я думаю…»— Ура! — радостно оборвал он меня, потому что я произнес эти слова по-немецки, — Может быть, вы сами немец?— Разумеется!— Действительно? Немецкий эфенди? Откуда же вы, господин хаким-баши, позвольте спросить?— Из Саксонии.— Саксонец! Вы должны были приехать сюда еще до заключения мира Видимо, речь идет о 1871 годе — окончании франко-прусской войны.

. И уже стали турком?— Нет. А вы пруссак?— Конечно! Пруссак из Ютербога.— Как вы сюда попали?— По железной дороге, потом — на пароходе, на лошадях и верблюдах, а еще пешком.— А кем вы были прежде?— Ну, скажем, цирюльником. В один прекрасный день мне это разонравилось, и тогда я пошел поглядеть на белый свет, туда-сюда, пока вот не добрался до этих мест.— Вы обо всем должны мне рассказать. Кому вы теперь служите?— Мой хозяин — сын константинопольского купца. Зовут его Исла бен Мафлей. У него ужасно много денег.— Что он здесь делает?— А я откуда знаю? Кого-то вроде ищет.— Кого же?— Кажется, женщину.— Женщину? Это просто замечательно!— Возможно, он ее найдет.— И кто эта женщина, которую он так настойчиво ищет?— Какая-то черногорка — то ли Зенича, то ли Зеница, или как там это произносится?— Что-о-о? Ее зовут Зеницей?— Да.— Ты это точно знаешь?— Разумеется! Во-первых, он держит у себя ее портрет; во-вторых, он постоянно делает… Стоп, слышу, что он хлопнул в ладоши. Господин-эфенди, я должен идти наверх!Я не мог успокоиться и беспрерывно ходил по комнате. Хотя этот цирюльник из Ютербога Ютербог — городок близ Потсдама, Германия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123