У вас, как я вижу, хорошие зубы. Тогда вот полпалки бомбейской колбасы — может быть, с небольшим запашком, но это ничего. А в этой бутылке — настоящий старый коньяк. Когда вина нет, это все-таки лучше, чем вода. Стакана у меня нет, да он и не нужен. Потом в этой банке… табак нюхаете?— К сожалению, нет.— Жаль. Табачок отличный. Курите?— Охотно.— Вот! Здесь только одиннадцать сигар, но мы их разделим: десять вам, а одна мне.— Или наоборот!— Не выйдет.— Давайте обождем с этим. А там, в этой жестяной коробке, что у вас?— Догадайтесь!— Покажите-ка!Он дал мне коробку, и я к ней принюхался.— Сыр!— Угадали! К сожалению, нет масла. Теперь угощайтесь! Нож у вас, разумеется, есть, вот вилка.Мы ели с большим удовольствием.— Я саксонец, — сказал я ему и назвал свое имя. — Вы родились в Триесте?— Да. Меня зовут Мартин Албани. Мой отец был сапожником. Я хотел стать кем-нибудь позначительнее, точнее говоря — купцом, однако мне приятнее было общаться со скрипкой, чем с цифрами и всем остальным. Растила меня мачеха. Ну… Вы знаете, как в таких случаях обыкновенно поступают. Отца я очень любил, однако познакомился с компанией арфистов из Прессница Прессниц — город в Рудных горах, позже областной центр в Чехии.

и присоединился к ним. Мы поехали в Венгрию, Милан, а потом еще южнее, по всей Италии, пока наконец не добрались до Константинополя. Вы знаете людей такого типа?— Конечно. Такие люди часто странствуют в далеких странах.— Сначала я играл на скрипке, а потом стал комиком. К сожалению, с нами случилась беда, и я был рад, что нашел место на торговом судне. Так я добрался до Лондона, а оттуда на одном английском корабле отплыл в Индию. В Бомбее я заболел и попал в госпиталь. Заведовал им порядочный человек, конечно, не мастак в счете и письме. Он дал мне работу, когда я выздоровел. Позднее я перешел счетоводом к одному торговцу; тот умер от лихорадки, а я женился на его супруге. Хотя Бог и не послал нам детей, мы жили счастливо до самой ее смерти. А теперь я тоскую по родине…— Почему вы прямо не едете в Триест?— Мне надо было привести в порядок кой-какие счета в Маскате и Адене.— Так вы, значит, все же привыкли к счетоводству?— Разумеется, — сказал он, смеясь. — А теперь… Дела меня не торопят, я сам себе хозяин… Что случится, если я погляжу на Красное море? Вы же тоже этим заняты!— Конечно. Как долго вы здесь останетесь?— Пока не случится подходящей оказии. Вы, верно, думали найти во мне баварца или тирольца, когда услышали мое пение?— Да, но я не чувствую разочарования… Мы ведь все-таки земляки и радуемся, что встретились.— Как долго вы здесь останетесь?— Хм! Мой слуга совершает паломничество в Мекку. Пожалуй, я прожду его с неделю.— Это меня радует. В таком случае мы сможем побыть вместе подольше.— Согласен. Но два дня мы все же не будем общаться.— Почему?— Мне бы тоже хотелось пойти в Мекку.— Вам? Я думал, что христианам это запрещено!— Это так. Но… разве меня узнают?— Верно. Вы говорите по-арабски?— Да, насколько это нужно для моей кухни.— И вы знаете в точности, как вести себя паломнику?— И это тоже. Каждый примет меня за мусульманина, и я смогу спокойно вернуться.— Это кажется абсолютно безопасным, и тем не менее путешествие все-таки рискованное. Я читал, что христианин может в крайнем случае приблизиться к священному городу на девять миль.— Тогда мы не смогли бы находиться в Джидде, если только не подразумеваются английские мили. На пути отсюда до Мекки расположено одиннадцать кофеен. Я буду спокойно заходить во все, вплоть до девятой, и при этом говорить, что я христианин. Времена сильно изменились. Теперь достаточно не позволить христианам входить в город. Однако я попытаюсь войти.Я настолько настроил себя на такое путешествие, что теперь мое решение посетить Мекку стало твердым. С этой мыслью я заснул и проснулся с ней. Халеф принес мне кофе. Я сдержал слово и дал ему его деньги еще накануне.— Сиди, когда же ты разрешишь мне отправиться в Мекку? — спросил он меня.— Ты уже познакомился с Джиддой?— Еще нет, но я скоро закончу осмотр.— Как ты поедешь? С каким-нибудь делилем?— Нет, проводник слишком дорог. Я подожду, пока наберется побольше паломников, а потом двинусь в путь на наемном верблюде.— Ты можешь отправляться, когда захочешь.Делили — это особого рода чиновники, которые сопровождают чужеземных паломников и смотрят за тем, чтобы те не нарушили ни одного предписания. Среди паломников бывает очень много женщин и девушек. Но так как незамужним женщинам посещение святынь запрещено, делили извлекают из этого прибыль: за отдельную плату они женятся на свободных паломницах, которых они вывозят из Джидды, сопровождают в Мекку, а потом, по завершении паломничества, дают им свидетельство о разводе.Едва Халеф ушел из моей комнаты, как я услышал голос снаружи:— Дома твой хозяин?— Говори по-арабски! — ответил Халеф на заданный по-немецки вопрос.— По-арабски? Этого я не могу, мой мальчик! Самое большее — я мог бы сказать несколько турецких слов. Но подожди, я сам сейчас дам знать о себе, потому что твой хозяин точно уж торчит там, за дверью.Это был Албани. И сразу же раздалось его пение.Конечно, Халеф застыл от удивления там, снаружи, и если я не отвечал, то произошло это из-за моего слуги: он должен был еще кое-что выслушать. Через очень недолгое время триестинец продолжал, а когда и это нежное воспоминание не возымело успеха, Албани пригрозил:
И вот я новый бей теперь,Позволь же мне сказать:Коль сам ты не откроешь дверь —Придется мне ломать!
Я не мог позволить, чтобы дело зашло так далеко, поднялся и открыл дверь.— Ага, — сказал он и рассмеялся, — помогло!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123