Он пожалел, что с ним сейчас нет Аши, он пришелся бы весьма кстати.
Греческие корабли изрядно потрепало в дороге; прежде чем отправиться в обратный путь и выйти в открытое море, им предстояла серьезная починка. На некоторых даже были видны следы недавнего пожара: плавание по Средиземному морю, должно быть, не обошлось без нескольких стычек с пиратами.
Судно, возглавлявшее эскадру, причалило, искусно маневрируя, несмотря на то, что часть его снастей была повреждена; перекинули сходни, и воцарилось всеобщее молчание.
Кто же сейчас появится, чтобы ступить на землю Египта?
Появился человек среднего роста, широкоплечий, со светлыми волосами и неприятным лицом, на вид ему было лет пятьдесят; на нем была кираса и накладки на голенищах, однако жесткий металлический шлем он держал в руках, прижимая к груди, в знак мирных намерений.
Позади него стояла высокая женщина с белыми руками, одетая в пурпур; голову ее украшала диадема, подчеркивая ее высокое положение.
Чета сошла на берег и остановилась перед Рамзесом.
— Я Рамзес, регент египетского государства. От имени фараона я говорю тебе: добро пожаловать.
— Я Менелас, сын Атрея, царя Лакедемона, а это моя супруга, Елена. Мы прибыли из проклятого города Трои, который мы взяли и разрушили после десяти лет упорных сражений. Многие из моих друзей погибли, у этой победы горький привкус; как видишь, оставшаяся часть моих кораблей в жалком состоянии, мои солдаты и матросы умирают от усталости. Позволит ли нам Египет остаться в его землях, чтобы восстановить силы и отбыть на родину?
— Ответ дает фараон.
— Это можно считать скрытым отказом?
— Я привык говорить прямо.
— Тем лучше. Я — воин, и я убил в сражениях много людей, но не думаю, что мы с тобой встретимся противниками.
— Как можно знать заранее?
Маленькие черные глазки Менеласа гневно сверкнули.
— Если бы ты был одним из моих подданных, я бы свернул тебе шею.
— К счастью, я египтянин.
Менелас и Рамзес смерили друг друга взглядом. Царь Лакедемона первым отвел глаза.
— Я подожду ответа на борту моего корабля.
На собрании совета в узком составе поведение Рамзеса вызвало различные толки; конечно, Менелас и остатки его армии не представляли непосредственной угрозы Египту сейчас или в ближайшем будущем, однако он обладал титулом царя и, следовательно, заслуживал уважения. Рамзес выслушал критические отзывы и отверг их, ведь он оказался лицом к лицу с солдафоном, одним из тех вояк, которые жаждут крови и только и думают, что о драке, главное же их развлечение — мародерство в охваченных пожаром городах. Оказывать гостеприимство подобного рода бандитам казалось ему неуместным.
Министр иностранных дел Меба потерял свою обычную сдержанность.
— Позиция, которую занял регент, представляется мне опасной; к Менеласу не следует относиться с пренебрежением. Наша внешняя политика предписывает добрые отношения со многими странами, малыми и большими, чтобы избежать заговоров против Египта.
— Этот грек — обманщик, — объявил Рамзес. — У него плутовской взгляд.
Шестидесятилетний Меба, крепкий и бодрый, с широким уверенным лицом и мягким голосом, снисходительно улыбнулся:
— Дипломатия не строится на впечатлениях. Мы вынуждены вести переговоры с теми, кто порой нам и не нравится.
— Менелас предаст нас, — не унимался Рамзес. — Для него данное слово ничего не значит.
— Вот, пожалуйста, уже начинают осуждать за намерения, — пожаловался Меба. — Юность регента склоняет его выносить поспешные суждения. Менелас — грек, а греки хитрые; может быть, он не сказал всей правды. Нам следует действовать как можно осторожнее, чтобы понять истинную причину их появления.
— Пригласим Менеласа с супругой на ужин, — объявил Сети. — Их поведение подскажет нам, что делать дальше.
Менелас подарил фараону вазы из металла, выполненные с большим мастерством, и составные луки, сделанные из разных пород дерева; это оружие доказало свою действенность в боях с троянцами. Офицеры армии царя Лакедемона носили цветные юбки, украшенные геометрическим орнаментом, и высокую обувь, волнистые пряди их прически иногда спускались до самого пупка.
Легкие запахи нектара доносились от платья Елены, которая скрывала свое лицо под белой вуалью; она расположилась слева от Туйи, в то время как Менелас устроился справа от Сети. Грека поразило строгое лицо фараона. Разговор повел Меба. Вино оазисов расслабило царя Лакедемона; он сожалел о долгих годах, проведенных под стенами Трои, рассказал о своих подвигах, упомянул о своем друге Улиссе, упрекнул в безжалостности богов и похвалил богатства своей страны, где он давно уже не был. Министр иностранных дел, прекрасно говоривший по-гречески, казалось, проникся горестными сетованиями своего гостя.
— Почему вы скрываете свое лицо? — спросила Туйа Елену на ее языке.
— Потому что я, как та бешеная собака, которой все чураются; много героев погибло из-за меня. Когда меня выкрал Парис из Трои, я и не думала, что его необдуманный поступок обернется десятью годами страшной резни. Сто раз я хотела, чтобы меня унес ураган или поглотила кипучая волна. Слишком много несчастий… Слишком много несчастий случилось из-за меня.
— Но разве теперь вы не свободны?
Под белой вуалью — грустная улыбка.
— Менелас не простил меня.
— Время успокоит ваши скорби, потому что вы опять вместе.
— Это еще не все…
Туйа не спешила прерывать горестного молчания Елены: она сама заговорит, если захочет.
— Я ненавижу моего мужа, — призналась красавица с белой кожей.
— Это пройдет.
— Нет, я никогда его не любила;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104