Еще бы: в кабинет к нему явился собственной персоной Джошуа Кристиан. Человек, которого он вычислил, плод его аналитического ума, – только настоящий, из плоти и крови. Похоже, доктор Кристиан что-то такое прочел в его взгляде. Вот только понял ли? Он ведь, бедняга, и не представляет себе, что значит для Чейзена этот неожиданный визит!
Так во вторник Моше Чейзен почувствовал надежду: а вдруг ему удастся стать свидетелем следующих фаз Исследования и даже узнать… узнать об их цели?
Воспрянув, он трудился со вторника до воскресенья плодотворно, как никогда. И дело было не только в доверии Карриол. Еще больше вдохновляло его присутствие Кристиана. Они нашли общий язык быстро и получали истинное удовольствие от совместной работы. И если доктор Кристиан проникся к новому знакомцу дружескими чувствами, то Чейзен прямо-таки влюбился в Кристиана.
– Понятия не имею, что со мной случилось, – рассказывал он Карриол.
– Быть того не может. Все вы знаете, только рассказывать не хотите. Нет уж, объясните.
– Джудит, вы любили кого-нибудь? Ее лицо не дрогнуло:
– Конечно, любила.
– Неуверен.
– Я лгу только по необходимости, Моше, – бросила она, без смущения. – Сейчас мне лгать незачем. И не перед кем: вы надо мной не властны. Не уклоняйтесь от ответа, дружище, выкладывайте.
– Попробую… Вы искали некоего выдающегося человека, который без усилий притягивал бы к себе окружающих и в то же время не был бы угрозой для нации и ее ценностей. Еще пять недель назад я заявил вам, что Кристиан способен на это… Как же объяснить, чем он меня взял? Он и сам не знает, как это получается. Да разве вы сами не влюблены в него?
– Нет.
– Ой ли, Джудит? А вы не лжете?
– Если я и влюблена, то не в Кристиан, а в его особый талант.
– Сильная же вы женщина…
– Не отвлекайтесь, Моше. Что заставило вас полюбить этого человека?
– Наверное, на то есть множество причин. Он очень помог мне в работе. Сойдет для начала? Не пытайтесь обманывать меня, я уже понял, что вы завершили Исследование, сделали выбор. И выбрали вы Кристиана. Как же не полюбить человека, которого я сам безошибочно выделил из массы именно за его способность внушать окружающим любовь? Человека, который смотрит на меня таким ясным взором, который сам так любит окружающих? Таких я еще не встречал. Думал, что где-то должен быть такой, но это все были мои фантазии. Разве кто-нибудь сможет его возненавидеть?
– Не сомневаюсь, что сможет. И вы, Моше, смогли бы: если были бы дьяволом…
– Что ж, иной раз приходится ловить себя и на том, что испытываешь к. нему недобрые чувства, – задумчиво проговорил Чейзен. – Знаете, как-то я рассказывал, над чем работают разные группы статистиков. Он сидел, покачивая головой, и вдруг сказал: «Ну, Моше, эти люди, о которых речь… вы же их за людей не считаете!» И я почувствовал… Нет, злоба – не то слово. Стыд, унижение. Да, пожалуй так: стыд.
Она нахмурилась и потеряла интерес к беседе. И поспешила выдворить Чейзена, чтобы поразмыслить в одиночку.
В понедельник Карриол предложила Кристиану пройтись до Департамента пешком, через парк: день, погожий, теплый и безоблачный. Он согласился без колебаний.
– Надо думать, вы предложили мне прогуляться неспроста, – сказал он по пути. – По-моему, вы никогда не тратите времени попусту… Кстати, Моше – замечательный специалист, большой ученый. Но, как и его коллеги, он больше занимается частностями, чем целым. Любит факты, а не людей. Как человек он мне не очень интересен.
– А вы могли бы сделать так, чтобы он переменился?
– Вряд ли. Если только отчасти. Но когда я вернусь в Холломан, он постепенно забудет обо мне, и все вернется на круги своя.
– Вот уж не думала, что вы такой пессимист.
– Задача не в том, чтобы изменить Моше Чейзена. А в том, чтобы изменить людей, которых он изучает.
– И как бы вы за это взялись, Джошуа?
– Я?
Он остановился посреди травянистого склона. Стоять было неудобно, ноги съезжали по влажной траве. Но это ему, похоже, не мешало: неустойчивость, шаткость была для него родной стихией.
– Да, так что бы сделали вы?
Он сел, где стоял – прямо на склон.
– Я сказал бы им, что худшее позади. Что время самобичеваний кончилось. Приказал бы вспомнить о гордости. Смириться с судьбой и набраться мужества. Мы мерзнем зимой – и будем еще больше мерзнуть в будущем. Поэтому надо объединиться с соседями, хотя бы по Северному полушарию, и организовать массовое переселение людей. Ограничиваться одним ребенком у супругов. Забыть о ностальгии по добрым старым временам, не оплакивать горькую долю и не сопротивляться неизбежному. Хватит стенать о вчерашнем дне, он не вернется. Пусть заботятся о будущем. Пусть думают о лучшем и живут для лучшего – так они излечатся от неврозов тысячелетия. Я сказал бы им: дети ваших детей будут жить лучше, чем ваши предки. Конечно, если мы уже сейчас позаботимся о них. И прежде всего – если перестанем трястись над ними. Следующие поколения должны вырасти закаленными. Следует воспитывать детей так, чтобы они могли гордиться делами рук своих, а не оплакивать наследство отцов. Всем американцам, независимо от возраста, я сказал бы: нельзя легко отказываться от того, что было создано тяжким трудом поколений. Этим от беды не откупишься. Тот, кто готов без конца откупаться от врага, никогда не победит.
– Допустим. Из вас вышел бы специалист по пропаганде: вы знаете, как вселять оптимизм, – задумчиво сказала она. – Но все это не так уж оригинально.
– Конечно, нет! – воскликнул он раздраженно. – Вечные ценности не бывают оригинальными. А почему вы ищете оригинальности, скажите на милость?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109