-- И ты еще улыбаешься, Гунько? -- посмеивались над ним другие командиры батарей.
-- Если б я вел огонь по вашим черепахам, от них не осталось бы ни одной щепки... Затеяли игру в бирюльки. Стрелковое соревнование в тире, а не занятие! Забыли про сталинградские бои. За это можно дорого поплатиться, дорогие товарищи! Помните, что говорил генерал на партийном активе!..
От высоты, на которой располагался наблюдательный пункт, отделилось несколько человек и направилось к опушке леса, где стояли артиллеристы.
-- Генерал идет!..
Командир дивизиона, низкорослый толстый майор, прижав левую руку к ноге и правую держа у козырька фуражки, неуклюже пошел навстречу начальству. До батарейцев долетели обрывки его доклада:
-- Дивизион... выстроен... разбора... учений!..
Приняв рапорт, Сизов легкой походкой приблизился к солдатам.
-- Здравствуйте, товарищи солдаты! -- звонко и отчетливо прозвучал его голос. Эхо где-то в глубине леса услужливо и, капалось, с большой охотой повторило слова комдива.
-- Здравия желаем, товарищ генерал!.. -- приветствовали солдаты.
Бойцы не спускали ожидающе-восторженных глаз с генерала.
Сизов подозвал к себе старшего лейтенанта Гунько.
-- За отличные действия вам и всему личному составу вашей батареи объявляю благодарность! -- донеслось до солдат. И, уже обращаясь к командиру дивизиона и к командирам других батарей, Сизов продолжал суховато: -Упрощать обстановку на занятиях -- значит совершать преступление, -отчеканивал он каждое слово. -- Усложнять ее, максимально приближая к боевой, -- делать нужное и в высшей степени полезное дело.
Этими словами начал генерал подробный разбор занятий.
-- Ты что же, пришел посочувствовать моему "горю"? -- спросил Гунько, хитро прижмурясь.
Марченко обиделся.
-- Как тебе известно, Петр, успокаивать -- не в моем духе. А пришел я к тебе отчасти потому, что хотел просто тебя видеть. Кроме того, у меня есть к тебе небольшая просьба...
-- Какая?
-- Впрочем, это даже не просьба, а приказ... -- разведчик улыбнулся. -Ну?
-- Собирайся -- и марш в мою роту. Хоть выпьем по рюмочке!..
-- Это, пожалуй, единственный за мою службу приказ, которому я могу не подчиниться.
-- Почему? -- удивился Марченко.
-- Во-первых, потому, что оставлять сейчас батарею я не могу.
-- Ведь не на всю же ночь я тебя зову, на час-другой.
-- А во-вторых, -- продолжал Гунько, -- не время сейчас думать о рюмочке, друг ты мой! Не время!.. Да у меня еще и дел много. Если хочешь, давай выпьем по чарке здесь. В моей фляге малость осталось.
-- Вечно у тебя какие-нибудь дела...
-- Серьезно говорю. Надо провести беседу с солдатами, сообщить им новые данные о противнике.
-- Это еще зачем? Еще подумают солдаты, что немцы превосходят нас по численности, -- посматривая на новую звездочку на погоне Гунько, говорил Марченко. -- Запугаешь своих артиллеристов, а у тебя ведь много молодых бойцов.
-- Ты это серьезно? -- не вытерпел Гунько.
-- Конечно, серьезно.
-- Ну, тогда мне грустно...
-- Не смейся.
-- А я и не смеюсь. Повторяю -- мне грустно. Грустно потому, что такие слова я слышу от лейтенанта Марченко -- опытного, прославленного разведчика... Да мне с моими солдатами, дорогой товарищ, не сегодня-завтра придется лицом к лицу встретиться с врагом, вступить с ним в кровопролитный бой!..
-- Ну вот, пошел: "кровопролитный", "сражение", "лицом к лицу"!.. Нельзя ли поспокойнее и проще?
-- Хорошо, буду попроще... Да, вступить в бой! Так пусть же знают они этого врага, пусть знают и то, что бой с ним будет тяжелый, и готовят себя к этому. Что касается превосходства немцев, то не тебе, разведчику, говорить о нем.
-- Я же сказал, что у солдат может составиться неправильное, преувеличенное представление о противнике,-- заметил Марченко.
-- Не думаю, -- быстро возразил Гунько. -- Сейчас солдаты не поверят в превосходство немцев. Они знают наши силы не хуже нас с тобой!.. Я, например, верю в свою батарею, в своих солдат и буду говорить им всю правду, чтобы они, зная свои силы, не питали, однако, иллюзий насчет легкой победы...
-- Совершенно правильно, товарищ Гунько.
Офицеры быстро оглянулись.
Приподняв плащ-палатку, в блиндаж протискивался полковник Демин.
Судя по его бледному, осунувшемуся лицу и утомленным глазам, он давно не спал.
-- Совершенно правильно! -- повторил он, войдя в блиндаж и присаживаясь у столика. Он посмотрел на Марченко. -- Мы только недавно на партийном активе говорили, что надо готовить личный состав к тяжелым испытаниям. И очень хорошo, что вы ужо это делаете, товарищ Гунько.
Хотя начальник политотдела появился в блиндаже неожиданно, это нисколько не удивило ни Гунько, ни Марченко. Они знали, что Демин имел привычку появляться в самых, казалось бы, неожиданных местах. То его увидят в боевом охранении какого-нибудь батальона и тоже не удивятся этому; то вдруг он придет на санитарный пункт; то на артиллерийские позиции; вдруг нагрянет в склады АХЧ и там учинит настоящий разнос начальнику административно-хозяйственной части старшему лейтенанту Докторовичу; чаще же всего бывал он в стрелковых ротах -- любил поговорить с коммунистами; инструкторов политотдела также редко можно было увидеть в штабе дивизии, -они приходили из полков, делали доклад начальнику или его заместителю и, помывшись в бане, снова уходили в полки, в батальоны, роты.
Демин так же, как и генерал Сизов, знал по фамилии всех офицеров соединения.
-- Но вы, товарищ Гунько, не обижайтесь на Марченко за его слова. Разведчика можно понять. Его профессия -- это прежде всего осторожность, -вдруг сказал Демин и улыбнулся. -- Иногда она бывает, может быть, немного излишней, эта осторожность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110