Отказываться от малого ради большого и важного -- это и есть качество настоящего ленинца.
Аким не мог скрыть от начподива того, что в те минуты он не думал о том, о чем говорил сейчас полковник,-- просто у него не поднялась рука на Володина. Почему -- он и сам не знает.
Полковника несколько озадачило такое признание солдата. Он задумался. Однако искренность разведчика понравилась Демину: нужно быть очень честным и мужественным человеком, чтобы признаться в том, в чем признавался сейчас Аким.
-- Все-таки вам следует подумать о вступлении в партию,-- сказал полковник твердо.
-- Хорошо, товарищ полковник!
-- Подумайте. Думать вы умеете! -- Демин пожал руку солдата.-- До свиданья, товарищ Ерофеенко!
-- До свиданья, товарищ полковник!
Аким долго смотрел вслед невысокому человеку, устало переставлявшему ноги.
"Как у него все ясно и просто",-- подумал Аким, возвращаясь в блиндаж.
Утром, выйдя на улицу, он был привлечен свистом птичьих крыльев. Вспугнутая стайка серых скворчат пронеслась над его головой. Аким огляделся. Кто-то тряс молодую яблоню. Семен, конечно. Аким посветлел.
-- Яблоки сшибаешь? -- подошел он к Ванину.
-- Как видишь,-- неласково ответил тот.
-- Ну ты и ерш! Слезай, что скажу.
-- Обожди.-- Сенька, прошуршав брюками по коре, спустился на землю. В озорных выпуклых глазах, которым так хотелось быть серьезными, Аким заметил блеск неудержимого любопытства. По припухлым, еще ребячьим губам прошлась непрошеная улыбка: -- Ну?..
-- Чего "ну"? Давай мне свой подарок. Ведь я видел, что ты у немца обратно взял очки.
-- Разбил я их... Хватил о дерево, аж брызги посыпались, как у той крыловской обезьяны...
-- Ну и шут с ними. Мне Пинчук новые из Шебекина привезет.
-- Ты ж слепой без очков.
-- Нет, Сеня, я, кажется, прозрел... немного,-- Аким задумчиво и тепло посмотрел на товарища.-- Понимаешь?..
-- Черт тебя поймет! -- совершенно искренно сказал Сенька.-- Корчат из себя каких-то многозначительных чудаков.
-- Как, как ты сказал?
-- Слушать надо.
"Многозначительных чудаков"! -- Аким захохотал. Ему показалось, что в этих словах Ванина есть какая-то доля правды. В самом деле, уж не слишком ли он, Аким, мудрствует в своей жизни? Не лучше ли жить так, как живет Сенька,-- просто и естественно.
-- Ну, ладно, не сердись,-- сказал он Сеньке.
-- Наверно, начнется скоро? -- вдруг ни с того ни с сего спросил Ванин.
-- Почему?
-- Зачем полковник-то приходил?
-- Нет. Он приходил по другой причине.
-- Может быть,-- согласился Ванин.-- Не хочешь яблока, Аким? -- Сенька откусил и поморщился. -- Кислющие до невозможности. Пойду Лачугу угощать. Специально для него нарвал. Слопает. Да еще и табачку даст взамен, в благодарность. Иначе у него не выпросишь. Хоть на колени становись. Не курит сам -- и не дает. Вот какой человек! Почище Ваньки Дрыня. А за яблоки он даст. Это уж точно...-- И, подбодренный своей идеей, Сенька заспешил к ротной кухне.
Вернувшись в блиндаж, Аким сел за дневник. В этот день он записал в него всего лишь два загадочных для Сеньки слова: "Следует подумать".
10
Ночью дивизия генерала Сизова, вышедшая на свои прежние позиции, форсировала Донец южнее Белгорода. Бойцы не продвинулись и трехсот метров, как были вынуждены остановиться, потом залечь в прибрежных тальниках, обглоданных снарядами и минами, примятых стальными лапами танков. Немцы опять сидели на меловой горе, откуда они 5 июля предприняли свое наступление. Им было все видно как на ладони. Однако и поделать они ничего не могли. Советские солдаты с редкостным упорством отстаивали небольшой плацдарм, который сами же окрестили надолго запомнившимся им словом "пятачок". На другой, на третий и на седьмой день ходили гитлеровцы в контратаку, но отбросить за реку советских бойцов им так и не удалось.
Потери с обеих сторон были немалые. Медсанбат и санитарные пункты переполнились ранеными. Трудно было с боеприпасами. Снаряды, мины и патроны получали только ночью, и то в недостаточных количествах: что могли натаскать на себе и переправить на лодках -- другой переправы еще не было -солдаты-подносчики? А еще хуже обстояло дело с питанием. Горячую пищу удавалось доставлять только ночью. За ней ходили с термосами наиболее храбрые и выносливые солдаты. Но и им не всегда удавалось благополучно совершать свои опасные рейсы. Многие тонули в реке с термосами и противогазными сумками, набитыми хлебом. Да и те, что все-таки добирались к ротам, часто снимали со своих плеч пустые термосы: суп вытекал в пробитые пулями отверстия. Это было обиднее всего. За семь суток солдаты исхудали, лица их заросли щетиной, губы потрескались, в глазах -- горячечный блеск.
В особенно тяжкую и горькую минуту -- предел бывает и солдатскому терпению -- сорвется у кого-нибудь непрошеное:
-- До каких же пор на этом проклятом "пятачке"?!
Солдат, сидящий в своем окопе и видящий перед собой лишь маленький клочок земли, откуда в него все время стреляют, естественно, не может проникнуть своим, пусть даже очень цепким, умом в существо оперативных замыслов командования. Семь суток подряд вели солдаты кровопролитный бой, а он, как им казалось, не давал никаких результатов -- только погибали товарищи, с которыми так много пройдено и пережито. Немцы же по-прежнему сидели на меловой горе и стреляли оттуда из пулеметов и минометов.
-- Что же это такое делается?..
-- А ты не хнычь!
-- Сам ты хнычешь!.. Говорю просто! Должен конец этому быть.
-- Без тебя думают об этом...
-- А я и ничего. Что ты пристал ко мне? Вон, смотри, кажись, опять идут!..
Командир дивизии ни днем, ни ночью не покидал своего наблюдательного пункта, который был теперь сооружен почти у самого берега реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110