Скульптура изображала Сатира, занимавшегося любовью с Нимфой. Он поднимал ее над землей, поддерживая за ягодицы, а она обвивала ногами его поясницу. На обеих лицах застыло выражение козлиной похоти.
– Что в ней смешного?
– Просто я сразу же поняла, что скульптором был мужчина.
– Откуда ты знаешь? – поинтересовался я. – Конечно, сцена очень откровенная и детали переданы достоверно, но...
– Ах, мой очаровательный юный кавалерист, тут-то ты ошибаешься. Совсем не достоверно.
– Почему же?
– Мужчины не такие сильные, – пояснила Жакоба. – Если кто-нибудь, даже сатир, попытается заняться любовью подобным образом, он обязательно упадет и потащит женщину за собой.
– Ага, – пробормотал я. – Не кажется ли тебе, что лучше говорить о том, что знаешь сама, чем вдаваться в беспочвенные рассуждения?
– Докажи, что я ошибаюсь, – предложила она. – Но только если рана на твоей ноге уже зажила.
– Кое-что у меня поправилось, но только не нога, – прошептал я. Мои руки скользнули под ее плащ и приподняли ее тунику. Ее маленькие груди с твердыми, острыми сосками легли мне в ладони. Я сжал их, ища губами ее губ, и впился поцелуем в шелковистую коже ее шеи. Она часто задышала мне в ухо.
Жакоба носила нечто вроде пояса с чулками. Ее пальцы расстегнули застежки и стащили его вниз, а затем принялись возиться с пуговицей моих штанов.
Я провел обеими руками по ее бокам, потом по животу. Она тихо застонала от удовольствия. Я подсунул руки под ее бедра и снял ее с ветки. Ее рука направляла мой член. Одним резким движением я глубоко вошел в нее; она вздрогнула и подавила крик, зарывшись лицом в меховой воротник моего плаща, а в следующее мгновение я излился в нее.
Казалось, мы могли стоять так целую вечность.
– Ты схитрил, – прошептала она. – Ты опирался о ветку.
Так оно и было. Я прижимал ее к стволу дерева, когда наши тела слились в одно целое.
– Ты все еще не доказал свою правоту, – лукаво заметила она.
Не отпуская Жакобу, я отнес ее в сторону и медленно опустился на колени. Она легла на свой плащ, а мой послужил одеялом. Я ощутил, как силы возвращаются ко мне, и начал двигаться в ней. Ее ноги обвили мою спину, она помогала мне резкими толчками бедер, вращая тазом.
Когда мы вернулись во дворец, было уже очень поздно. К моему огромному облегчению, нам никто не встретился, ибо наш вид говорил сам за себя – повсюду налипли мокрые листья, одежда покрыта пятнами в самых очевидных местах.
Я вернулся из темного царства смерти и льда.

На следующее утро я зашел к Тенедосу, собираясь извиниться за то, что не выказал надлежащего энтузиазма по поводу нашего вызова в Никею.
– А вот и тот самый человек, за которым я собирался послать, – сердечно произнес он, прежде чем я успел открыть рот. – Скажи, мой бедный Дамастес, ты чувствуешь себя больным?
– Вовсе нет, сэр.
– Полно, меня не проведешь. Твоя болезнь действительно ужасна, и один из ее признаков заключается в том, что больной не осознает своего состояния.
Заметив озорную улыбку на его лице, я помедлил с ответом. Я начинал привыкать к его странной манере общения.
– Значит, я болен, сэр. Что дальше?
– Садись, я объясню. Как ты думаешь, что произойдет после нашего прибытия в Никею?
Я ненадолго задумался.
– Извините, сэр, если мой ответ покажется вам глупым, но я полагаю, что Совет Десяти хочет выслушать наши показания по поводу недавних событий.
– Разумеется. Об этом они говорят в своих посланиях. А что дальше?
– Судя по тому, что я слышал от вас, сэр, они хотят покорить Спорные Земли, а потому воспользуются вашими словами как предлогом для решительных действий. Думаю, они мобилизуют армию, и как только Период Росы позволит вести военную кампанию, вторгнутся в Кейт.
Что же касается нас с вами... думаю, я вернусь служить в свой полк, а вы будете заниматься тем, чем пожелаете.
– Давай ненадолго забудем о нас и вернемся к предыдущему вопросу. До сегодняшнего утра я согласился бы с тобой относительно намерений Совета Десяти, но недавно я завтракал с домициусом 20-го полка Тяжелой Кавалерии.
20-й полк, 17-й Уланский и 10-й Гусарский были тремя элитными подразделениями, обеспечивавшими сохранение мира на границе с Кейтом.
– Я полагал, что его немедленно известят о подобной акции, – продолжал Тенедос. – Или я все еще не разбираюсь в армейских порядках?
– Нет, сэр, вы правы. Разумеется, Совет Десяти направил бы ему конфиденциальное сообщение, так как его полк должен быть одним из первых, выдвинутых на острие атаки. Если бы я планировал военную кампанию, я бы использовал уланов для прорыва через Сулемское ущелье и направил 20-й полк удерживать его, чтобы войска с равнин могли войти в Кейт с наименьшими потерями.
– Так вот, он ничего не слышал. Я деликатно намекнул ему на такую возможность, и он был весьма удивлен тем, что его не поставили в известность... особенно учитывая наше недавнее возвращение.
Во мне всколыхнулся гнев.
– Вы хотите сказать, что Совет Десяти не собирается ничего предпринимать?
– Боюсь, именно это и может случиться. Разумеется, они выразят свое крайнее возмущение, а затем пошлют угрожающую дипломатическую ноту, которой ахим Фергана подотрет себе задницу, и жизнь будет продолжаться.
– Сукин сын! – вырвалось у меня.
– Да. Я часто думал о наших правителях в сходных выражениях.
– А как же Товиети? Как же Тхак?
– Если игнорировать противника, то его как бы не существует. Они правили Нумантией в течение многих поколений, руководствуясь этой политикой. Почему сейчас что-то должно измениться?
Тенедос все еще улыбался, но выражение его лица было совершенно серьезным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193