Отношение народов и армий к войне было как раз такое, как отношение осла из вышеуказанного рассказа к грузу, который непрестанно подкладывался ему хозяином. Это было тоже «ничего», однако это «ничего» принималось не так равнодушно, как думали. Когда дошло до пятидесяти «ничего», европейский осел взбесился. В России это случилось ещё раньше, потому что в ней оказалось меньше социалистов, которые держали осла под уздцы и прочувственно его увещевали, чтобы он шёл дальше, что эту тяжесть ему суждено нести самой судьбою и что дело его хозяина является и его делом, ибо если этот хозяин заработает хорошие деньги, то даст и ему лишний пучок лебеды. И осел терпеливо шёл за своим хозяином-правительством, которое, как только замечало, что осел замедляет шаги, начинало стегать его бичом.Русское правительство сделало большую ошибку, что вовремя не организовало искусственное размножение социал-демократов. Если бы их выводили, как цыплят в инкубаторе, по триста штук сразу, то царь Николай II мог бы царствовать в России до сегодняшнего дня.И Россия в наше время могла бы действительно уподобиться ослу из сказочки педагога.В ту зиму, когда Швейк, оставленный своими товарищами, занялся изготовлением колец, Россия, как в бурю дуб, была потрясена историей с Распутиным, бывшим любовником царицы и её пяти дочерей и духовным утешителем всех придворных дам (молился он за них господу Богу, по принципу, только в постели). Неграмотные русские солдаты окружали вечером Горжина, который приносил газеты и читал их вслух; он читал большие статьи об убийстве этого человека, до того считавшегося святым, которому якобы явился сам Бог, различные предположения о том, как это случилось, и русские землячки, подпершись локтями, слушали его с большим вниманием.– Вот так начальство, мать…– Вот сволочь! Они забавляются, а тут умирай за них!– Вот императрица, немка проклятая! А ты издыхай за них голодом!– Да, да! В Петрограде б… а ты корми вшей в окопах!– Ну. пора войну кончать! Начальство надо побить и идти домой.Солдаты говорили так только между собою, остерегаясь поручиков и офицеров. А после этого шли как ни в чем не бывало на вечернюю молитву и по-прежнему пели царский гимн.Фельдфебель Анненков был весьма набожным и преданным царю человеком; ему был подчинён как отряд русских солдат, так и пленные, помещавшиеся в этом бараке. Он становился перед иконой впереди всех, читал «Отче наш» и первый же начинал густым басом петь «Боже, царя храни».Другой его чертой была слабость к политуре и полное пренебрежение к спиртным лакам. Он мечтал только о том времени, когда будет свободно продаваться водка, и обещал в первый же день напиться до остервенения.Большая часть времени у него уходила на поиски денатурата, который он пил, когда ему удавалось его раздобыть, прямо из бутылки, и, говоря о достоинствах царя русской империи, он при этом шипел: «Войну он начал, а водку запретил, мать его… сукин сын». (Под словом «он» он подразумевал царя.) Русские газеты начали писать все острее и смелее; в армии нарастал дух восстания, а чтение газет только разжигало это настроение. Однажды, когда Горжин читал статью о том, что вся власть должна была бы перейти к Думе, а солдаты вслух с этим соглашались, в барак вошёл поручик Воробцов.Все были так заняты газетой, что не заметили его прихода. Он встал позади солдат и стал прислушиваться к замечаниям, сопровождавшим чтение Горжина.– Вот Сухомлинов сволочь, мать его…– Ну, вот, говорят, конец войне! Уж все немцам продали.– Да, да, да, нас ведут на убой, как телят!– Начальство нужно перебить, немцам тоже надо сказать, чтобы они перебили своих офицеров.Воробцов потихоньку вышел из барака, пришёл в канцелярию, приказал позвать к себе фельдфебеля Анненкова и сказал ему:– Вечером займись с солдатами словесностью. Расскажи им о царской семье, а я приду посмотреть.Итак, вечером Анненков приступил к занятиям словесностью.Это было забавно. До этого он успел влить в себя бутылку денатурата и потому находился в прекрасном патриотическом настроении. После краткого вступления, в котором он упрекнул солдат за то, что они только и делают, что жрут кашу и ищут вшей, он перешёл к самой теме: царской фамилии. Тут вошёл Воробцов и сел на нары.– А ну-ка, скажи мне, – говорил Анненков, обращаясь к солдату, – кто такой Николай Второй?– Это наш император, – отвечал солдат.– Хорошо, – похвалил фельдфебель, – это наш царь, он управляет нами на благо России и победит германцев, а вот водку закрыл и не даёт её солдатам, мать…Воробцов закусил губу, скрывая улыбку. Анненков понял это как поощрение и вызвал другого:– Ну а ты скажи, кто такая Александра Федоровна?– Не могу знать! – стереотипно ответил солдат.– Как же, скотина, ты не знаешь, кто она такая! – заволновался фельдфебель. – Ты хотя скажи, кем бы она могла быть?Солдат молчал.– Да у тебя-то жена есть? – помогал ему фельдфебель.Солдат тяжело размышлял, а потом сказал:– Наверное, хозяйка царёва будет.– А-ле-ксандра Фе-до-ровна, – говорил по складам фельдфебель, хлопая солдата по голове книжкой при каждом слоге.– Ну, на сегодня достаточно, – сказал Воробцов, уходя.Он шёл медленно и слышал, как солдаты говорили:– Вот видишь, из-за всякой шлюхи наш брат получает по морде.«Всюду уже говорят одно и то же», – подумал поручик, и, наняв на улице извозчика, направился к себе домой; там он вытащил из шкафа бумагу и, запершись, принялся писать. Немного подумав, написал несколько строк и только после этого сверху надписал: «Товарищи!»– Сегодня я иду на базар, – сказал однажды утром Швейк Горжину, собиравшемуся снова посетить своих коллег-официантов, которые из профессиональной солидарности кормили его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118