«меню» по-чешски – «идельный лист», и «лист» в то же время означает «газета». «Идельный лист» может также означать: «Гастрономическая газета». (Прим. пер.).

. Излагал он эту программу так смачно, что у него слюнки текли:– Не читайте больше политических газет! Отбросьте журналы всех стран! Киньте в корзину романы! Не останавливайтесь на траурных объявлениях! Не пробегайте больше объявлений о браках. Приятное чтение вы найдёте единственно лишь в наших «Известиях меню».Военный комендант города, казачий генерал Евгений Дмитриевич Попов, был представительным и образованным человеком. Его любимым выражением было: «Время хватит».Поэтому, когда утром адъютант ему доложил, что согласно рапорту дежурного писаря полиция арестовала вчера много шпионов и между ними трех человек, одетых в австрийскую военную форму, выдающих себя за австрийцев, он спокойно выслушал его и спросил:– Газеты пришли? Этих трех военнопленных на продовольствие зачислили?– Так точно, ваше превосходительство.– А вы видели вчера в театре «Хорошо сшитый фрак»? Изумительно! Я прямо хохотал!И он погрузился в чтение принесённых «Биржевых ведомостей» и «Русского слова», где весьма пространно писалось об успехах на Кавказском фронте и лаконически о Западном: «Без перемен».И в то время как в полицейском управлении официанты божились и клялись, что они не занимались шпионскою деятельностью, в то время как конфискованное меню было отдано на экспертизу знатокам иностранных языков, чтобы выяснить, не манифест ли это к народам России, Швейк сидел на нарах, слушая жалобы своих отчаявшихся товарищей, и утешал их:– В военных законах сказано, что солдат – это не то, что обыкновенный шпион: в случае, если его ловят на месте преступления, то тут же расстреливают. Повесить, как вы полагаете, нас, безусловно, не могут. Мы должны умереть как солдаты – смертью храбрых. Мы – это не то, что тот Крижек, что содержал в Бероуне публичный дом. Раз заметили, что к нему на ночь пришёл горбатый серб. Их обоих арестовали, а когда серба раздели, то в горбу у него нашли двести кило динамиту. Он хотел взорвать мост через Бероунку, чтобы семьдесят восьмой полк не мог уехать в Сербию: этого полка сербы особенно боялись.Ходивший все время взад и вперёд Горжин остановился и сказал:– Что ты плетёшь, Швейк, дурная ты башка? Видано ли, чтоб кто-нибудь носил по двести кило на спине?– В Праге, возле Франтишкова вокзала, ночью на лавке в парке арестовали человека, который выдавал себя за русского. У него нашли больше миллиона русских прокламаций… ну, и его тоже повесили, потому что он был не солдат. Солдат не вешают, а расстреливают. – Швейк повторил эту альфу и омегу воинских правил, и его лицо озарилось: – Представьте себе, господа. Нас приговорят к расстрелу, и рота солдат поведёт нас на кладбище. Там нам дадут лопаты и скажут: «Господа, будьте любезны выкопать себе могилу; вы шпионы, и у нас нет желанья натирать из-за вас мозоли. Ну, мы выкопаем себе могилы, моя будет в середине, а ваши по краям, потом нам завяжут глаза, поставят нас к стенке возле этих могил и скажут: „Огонь!“ И дадут по нам три залпа.– Швейк, – кричал Горжин, – не малюй черта на стене! В таком положении, как сейчас, я ещё ни разу не был. Если бы знать, как выйти из такого дурацкого положения…– Это мне напоминает, Горжин, Франту Пеха, перевозчика из Радлиц, – не торопясь, с прохладцей припоминал Швейк. – Он был добрый человек и тоже хотел помогать народному просвещению. Некий доктор прочёл лекцию, в которой между прочим сказал: «Только упорным и тяжёлым трудом завоёвывается право на благосостояние». Лектор уверял, что на земле был бы рай, если бы все люди работали по-настоящему и если бы на свете все продумывалось основательно и до конца. И Франта Пех, для того чтобы усвоить это место лекции, заказал себе после неё два бокала вина и начал все продумывать основательно и до конца. «Я работаю мало, – говорит он, – но он, этот доктор, ничего не делает, а люди должны все работать». Так он подходит к Палацкому мосту, а там при входе стоят два лоботряса и протягивают руку за крейцером Сборщики налога за проход но мосту. (Прим пер.).

. А он им и говорит: «И не стыдно вам: двое таких здоровых мужчин, а просите милостыню». А они ему: «Цыц!» и позвали полицейского. А в это время с другого берега в дело вмешиваются акцизные чиновники. Франта Пех на них тоже: «Лучше бы вам не бездельничать, а пойти и поработать. Все надо продумать». Они, конечно, тоже позвали полицейского. А Франта Пех говорит и ему: «А ну-ка, голубчик, покажи-ка, как ты работаешь? Что ты сегодня сделал для обогащения народа?» – «Ещё ничего! – перебил тот его. – Именем закона я вас арестую!» И отвёл его в комиссариат. Там Пех твердил одно и то же: «Я им советовал делать добрые дела. А разве это запрещено законами Австрии?»Тем не менее его гоняли по всем судам, и в конце концов он получил три недели за оскорбление должностных лиц. Так вот видите, все великие дела начинаются с глупостей. Может быть, мы сейчас не были бы здесь, если бы государства вовремя обменялись нотами. Один от другого не хочет принять ноту, а мы – страдай!Наконец через четырнадцать дней ростовская полиция выяснила, что в данном случае – недоразумение, что действительно вопрос идёт о меню, и послала об этом отношение коменданту города, запрашивая его, к каким результатам привёл допрос трех военнопленных по делу, переданному ему полицией. Это обстоятельство напомнило генералу о трех заключённых, которых он ещё не видал, поэтому он сейчас же приказал писарю привести их.Через несколько минут вошёл писарь и заявил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118