Штабы и информационные бюро всех государств работали одинаково; в Австрии часто коротко и сухо сообщалось, что «наши войска перед превосходящими силами противника отошли на заранее подготовленные позиции», оцениваемые военными специалистами, как неприступные. А через три дня с этих неприступных позиций удирали изо всех сил, между тем как пространное информационное сообщение гласило: «Взводный командир Вацлав Крупичка взял в плен шесть яростно оборонявшихся русских, что свидетельствует о геройстве и отваге австрийских войск и о твёрдой решимости не уступать неприятелю».В России эта система «солдат-героев» после русско-японской войны была оставлена; только изредка для разнообразия сообщений из действующей армии пользовались рассказами о богатырских подвигах казаков, больше же манипулировали с пленными. Если бы кто-нибудь сейчас взялся и сосчитал по французским, английским, русским и немецким газетам и журналам, сколько их армии взяли пленных, то у него получилась бы такая цифра, которой не могли бы прочитать никакие астрономы.Итак, граждане города Киева в это памятное воскресенье получили возможность укрепить свои патриотические чувства, глядя на шагавших по улице пленных врагов, окончательную победу над которыми генеральный штаб обещал в самое ближайшее время.Открытие, что их водят по улицам Киева напоказ, как медведей, было сделано почти сразу в разных частях эшелона военнопленных, среди которых были солдаты, обладавшие хорошей зрительной памятью. Когда к обеду пленные волочили свои усталые и разбитые твёрдой мостовой ноги вверх по Крещатику, а стоявшая по обеим сторонам широкого проспекта толпа радостно кричала «ура», кто-то в толпе сказал: «Вот опять свежие пленные!» Ему в ответ из среды пленных крикнули:– Да, да, опять свежие! Только мы в Киеве так давно, что уже протухли!– Опять идём к той же самой площади. Долго ли нас будут таскать по Киеву?– нервно спросил у учителя вольноопределяющийся.Вместо него Швейк ответил мечтательно:– До тех нор, пока им не надоест. Они нас взяли в плен, они имеют право нас показывать. Я знал одного мясника Гурку, у того никогда не было ни копейки, но на груди в сумке он всегда носил сто крон и никогда их не менял. Раз в пивной он выпил пива и съел сосисок, потом позвал полового: «Хочу платить!» Он вынимает эти сто крон, кладёт на стол, но как только половой протягивает к ним руку, хватает деньги и говорит: «Подождите, я забыл, что у меня есть мелочь», И кладёт на стол три полтинника. Я знал его пять лет и знал, что всем своим знакомым он должен. Но эти сто крон он так и не разменял. Люди любят похвастаться, а нам в данном случае не мешает хорошенько осмотреть город. Кто знает, будет ли ещё раз война и попадём ли мы сюда когда-нибудь.Во втором часу, когда проходили Подвальной улицей, среди зрителей раздался крик. Кто-то узнал, что один и тот же отряд пленных проходит ту же улицу в седьмой раз. Поднялись крики об обмане, о том, что враг скоро будет у Киева; в толпу бросились городовые и пытались арестовать нескольких молодых людей.Толпа заволновалась и, не обращая внимания на пленных, окружила городовых; поднялись кулаки, в воздухе мелькнули палки, полетевшие в городовых.Крики стали разноситься по другим улицам, и конвой, сопровождавший пленных, начал понукать их, чтобы шли скорее. Всюду были видны городовые, хватавшие людей из толпы. Но толпа защищала своих и то нападала на городовых, то подавалась под их тяжёлыми ударами.Когда через полчаса военнопленные оказались за чертой города, конвой рассказал, что их ведут на отдых и что их ожидает обед в большом здании. Швейк, расцветая от счастья, сказал:– Так и тут полицейские бьют! Этот русский народ мне страшно нравится!Они падали наземь, ложились, садились, засыпали, а русские солдаты безразлично и неподвижно стояли возле них; потом открылись ворота здания, вышел офицер с несколькими солдатами и скомандовал: «Ну, гони их по четыре!»Солдаты стали строить пленных по четыре и толкать их в ворота. Там другие солдаты, пришедшие из казармы, останавливали их и производили обыск, Обыскивали весьма тщательно; от опытного глаза ничего нельзя было спрятать; солдаты шарили всюду, залезали в карманы, выбрасывали вещи из ранцев и все, что они находили недозволенным, все, что могло угрожать могуществу России, сбрасывали в кучу, возле которой стояли другие солдаты, вооружённые винтовками со штыками; эти операции относились также к числу забот русских властей о военнопленных.У пленных отбирали все, что нравилось производившим обыск. Сбрасывали в кучу прожжённые котелки, походные фляжки, ремни, шинели, кальсоны, гребни, куски мыла, портянки, перочинные ножи, коробочки фабры для усов, мазь от вшей, бритвы, часы, кошельки с деньгами или без денег; в кучу летели и ботинки, которые несли через плечо многие, шедшие босиком, так как ботинки страшно натирали ноги.На эту процедуру посматривал офицер, который стоял в воротах, пощёлкивая плетью по зеркальной поверхности своих кавалерийских сапог, и, добродушно посмеиваясь, наблюдал, с какой неохотой пленные расставались со своими вещами. А когда кто-либо из пленных сопротивлялся, отстаивая рубаху, гребёнку или часы и говоря по-немецки о Женевском договоре и международном праве, офицер принимал меры. Он подходил, перетягивал плетью сопротивлявшегося, бил его кулаком под ребра и с приятной улыбкой добавлял:– Ничего! В Сибири получишь все новое. У вас… мать, наших запрягают в плуги, а мы ещё с вами канителимся!К эшелону, с которым пришёл Швейк, подошёл новый эшелон, который пригнали прямо к воротам;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118