«Ты почему меня не разбудила?» А она, не отвечая, показывает ему на стол. Он идёт к столу, а там под «разбуди меня в четыре, я иду на шахты» рукой жены написано: «Вставай, уже четыре!» А затем: «Уже четверть пятого, вставай же скорее!» – Швейк на минуту задумался, а затем продолжал: – Или этот Голечек, что квартировал в Розделове. И он и его товарищ, некто Ферда Беран, – оба чехи, а не могли ведь договориться. Часто в языке не хватает точных выражений, и оттого бывает много всяких недоразумений. Вот, например, дипломаты; они должны специально учиться по-французски, потому что этот язык такой, что на нем можно говорить как раз не то, что думаешь. Этот Голечек женился на некоей Эмме Петржилковой из Унгоштя, а Беран ухаживал за ней ещё раньше, и когда его товарищ женился на ней, то у него этот самый аппетит-то и разыгрался. Она была дюжая женщина, такая полная и мясистая. У неё был задок, как две ватные подушки, и когда она шла, то так им вертела, что у всех мужчин текли слюнки. И вот сидит один раз Беран с Голечком в пивной. Беран и говорит, когда Голечек собрался уходить домой: «Я тебе завидую, приятель: у тебя такая хорошая жена. Честное слово, Пепик, я бы дал пятьдесят крон, если бы мог её похлопать по заднему месту». И с тех пор, когда они шли вместе, так ни о чем другом не говорили, как только о том, как похлопать по ватным подушкам. Беран, бывало, только и жужжит: «Знаешь, Пепик, ведь только похлопать, и я с радостью дам пятьдесят крон». Голечек сказал об этом жене, а она отвечает: «Он, наверное, старый развратник, раз у него такие мысли. Но я думаю, что нужно ему разрешить. Ведь за пятьдесят крон я куплю себе новое платье, а от того, что он похлопает, меня не убавится. Но ты поставь ему условие, что ты будешь смотреть, – они, эти мужчины, не удовлетворяются одним супом и, только попади им ложка в руки, захотят целый обед».И вот, когда Ферда Беран надоел приятелю со своими разговорами о том, чтоб похлопать, Пепик Голечек сговорился с ним на воскресенье после обеда, но условился, что он на все это будет смотреть через стеклянную дверь в кухне, чтобы в случае необходимости прийти на помощь, а Беран, в свою очередь, уговорился, что на Эмме будет только нижняя юбка. Вот в воскресенье приходит Беран к Голечкам; Эмма сидит в комнате в чёрной нижней юбке, а Голечек смотрит в дверь на неё. Беран входит, садится на диван, притягивает Эмму к себе левой рукой, обнимает за талию, а правой рукою гладит её полушария. Пять минут левой, пять минут правой и снова наоборот. Она краснеет, Голечек сидит как на иголках. Так прошло три четверти часа. Голечек наконец врывается в комнату и орёт во все горло: «Будет уж, давай пятьдесят крон!» А Ферда Беран посмеивается, заложив руки в карманы, и говорит: «Это неправильно. Я ещё этот милый дорогой задочек не похлопал. Ты и сам видел, что я его только гладил». Вот это, братцы, случилось в Розделове, возле Кладна, поэтому нельзя от меня требовать, чтобы я сразу договорился с дворцовой дамой в Петрограде, чтобы я говорил с нею о современном драматическом искусстве, когда она, может быть, какая-нибудь эскимосская баронесса с Северного полюса!После этого разговора Швейк важно осмотрел русских солдат, прохаживавшихся перед сараем с длинными ружьями на плечах, и озабоченно произнёс:– Нам надо лучше учиться говорить по-русски. Иначе может получиться скандал. Главное, братцы, не говорите никому, кто ходит с серебряными погонами: «…мать».– А тебе чего надо? – спросил его русский солдат, услышавший последние слова Швейка. – Курить хочешь? Вот тебе махорка!При этих словах он вынул из кармана маленький пакетик и высыпал что-то на ладонь Швейку. Затем отошёл.Швейк, не понимая ни слова, с удивлением смотрел на оставшиеся у него на ладони зёрна, похожие на крошеную рисовую солому. Швейк, капрал и другие пленные смотрели на загадочные семена, которые, очевидно, должны были для чего-то предназначаться, но никто не знал, что с ними делать.– Для еды это не годится, – заметил Швейк, кладя щепотку зёрен на язык, – жжёт, как черт. – Возможно, это порошок от вшей, – предположил капрал. – Воняет, как от пса. У них тут все не так, как у нас.– Это, наверное, русский чай, – вмешался другой пленный. – Вон из того котла они наливают горячую воду, но перед этим что-то сыплют в чайник. Насыпь немножко в чайник, а я пойду за кипятком!Швейк ссыпал порошок с ладони в чайник, и пленный вышел из сарая. Русский солдат сбросил с плеча ружьё и закричал:– Вернись! Ты куда? – Но когда увидел, что пленный направляется к котлу, из которого шёл пар, широко улыбнулся: – А, чаю захотелось? Бери, бери кипяток! Только не удери, а то пулю поймаешь.Пленный налил кипятку и вернул чайник Швейку; тот попробовал и сплюнул.За ним глотнул капрал и сделал страшное лицо; после этого другой пленный с отвращением отбросил чайник в сторону.– Черт возьми, удивительный чай, – забормотал Швейк. – У меня рот так и горит. Да он жжёт сильнее, чем чистый спирт.– Наверное, не нужно было столько класть, – сказал пленный. – А потом, от него страшно несёт табаком. Не упала ли у тебя, приятель, трубка в чай? У нас вот тоже был такой случай. Повар клялся и божился, что он налил в чай плохой ром, но в конце концов выловил оттуда трубку и вынужден был просить прощения.– Конечно, – развязно добавил капрал, – на кухню всегда посылали неспособных людей, ну и получались такие скандалы. На нашей полковой кухне заведующим был один бывший танцор, а после него – редактор социалистической газеты; так приготовленный ими гуляш мы должны были доставать из котлов пиками, а порции рассекать саблями.– Мы тут похожи на ту даму из Винора, – сказал Швейк, – у которой была дочь в Париже на воспитании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118