Неожиданно он спросил дроу, рассказала ли она кому об утреннем нападении.
Лириэль моргнула. «Только Хрольфу. Говорил ли он об этом с кем-то, не знаю. А в чем дело?»
«Вепрь, ранивший Аумарка», начал Федор. «Может, это и был обычный зверь, но мне так не кажется. Я охотился на диких кабанов в Рашемене. Они всегда опасны, но этот оказался просто невероятно хитер. Готов поклясться, он дожидался нас в засаде, как будто знал каким путем пойдут охотники. И я видел кое-что», добавил он с особым ударением, имея в виду магическое Зрение, присущее рашеми. «Было в нем нечто знакомое. Это как – как если бы зверь отбрасывал тень не похожую на себя, тень облика, которого я не смог распознать. Очень похоже было с тем ястребом».
«Значит?»
« Хамфаригген », сказал он угрюмо. «Боюсь, ястреб и вепрь – две формы, принятые одним и тем же человеком».
«Ведигар», выдохнула Лириэль, кивком добавляя этот кусочек к головоломке, уже почти сложившейся в ее мыслях. «Да, это многое объяснит! Атаки на охотников, даже пропавших детей».
«Но почему?» недоумевал Федор. «Почему такой человек нападает на своих?»
Дроу искоса глянула на молодого берсерка. То, что он сейчас услышит, ему не понравится. «Как и у тебя, у него нет выбора», заявила она прямо, и рассказала все, что узнала о нереидах и своем подозрении, что одна из них наложила чары на руатанского оборотня.
Федор уставился на нее, пораженный. «Ты уверена?»
«Нет», признала Лириэль, с вызовом глядя на друга. «Но, кажется, я знаю, как мы можем проверить».
Лунный свет прикасался к морю серебряными пальцами, окутывая бледным сиянием каменистое побережье. Может статься, такие ночи Сюн, богиня любви, создавала специально для свиданий, но Федор шел у края воды в тишине и одиночестве.
Затем ветер донес негромкий звук, будто кто-то поет, тихо, для собственного удовольствия. Молодой рашеми остановился, прислушиваясь, околдованный безыскусной красотой песни. Он тихо обогнул высокую груду темных скал, изгибавшихся, формируя небольшую бухточку. Певица стояла на большой скале у самого края моря, глядя над водой и мягко напевая на языке, незнакомом Федору. Она оказалась молодой женщиной, светловолосой словно северянка, но более хрупкой – маленькой и тонкой почти как эльфийка. Очень красивая, с бледной кожей, жемчугом сиявшей под луной, мягкими волнами золотых волос, свободно спадавших на плечи. Испуганно дернувшись, при виде Федора, она поскользнулась на сырых камнях.
Федор инстинктивно рванулся вперед, поймав ее в падении. На миг золотая певица оказалась в его руках, и тусклая боль, всегда сопровождавшая воина, забылась. Она отодвинулась – так быстро! – нервно разглаживая белый платок, завязанный вокруг талии.
«Не бойтесь меня, леди», промолвил он тихо. «Ваша песня привела меня, но я не хочу причинить вам зло, или нарушать ваше уединение. Если таково ваше желание, я уйду».
Улыбка медленно появилась у нее на лице. «Вы так добры», сказала она тихим, нежным голоском. «Я не против вашего общества – наоборот, не могли бы вы проводить меня домой? Я так затерялась в песне, что не заметила, как наступила ночь».
Последние слова были произнесены со странной смесью опасения и невинного кокетства. Федор принял предложенную ладонь, поддерживая ее на пути вдоль берега. Девушка снова начала напевать, серебристая мелодия, смешивавшаяся с залитыми луной волнами, пока море и звук не стали едины. Федор не помнил, когда они остановились, или когда девушка вновь оказалась в его объятиях. Его разум отмечал мягкое поглаживание волн вокруг них, и солоноватый вкус ее губ. Или это море? Он не знал, и это его уже не заботило.
Резкий, отчаянный вскрик разорвал воздух, разрушив окутавшую Федора дымку. Холод, словно удар, обрушился на него, и он с изумлением обнаружил, что стоит по колено в ледяной воде. Неподалеку была Лириэль, с мрачно-триумфальной улыбкой на темном лице, и белым платком, развевающимся словно победное знамя, в руках. Золотая певица жалась в воде перед дроу, беспомощно протягивая руки, плача и моля возвратить ее платок.
В одурманенный мозг медленно вернулись детали их плана, и Федор с ужасом осознал, насколько поддался чарам нереиды. Будь он один, сирена попыталась бы утопить его, как, без сомнений, поступила с пропавшими рыбаками. И все же нереида была столь прекрасна, настолько похожа на человека и горе ее так разрывало сердце, что Федор с большим трудом вспоминал, насколько она опасна. У Лириэль, однако, подобных трудностей не возникло.
«Уймись!» прошипела она, взмахнув платком перед лицом стонущей нереиды. «Вот этой вещью ты принадлежишь мне . Прими свою службу, и оставайся в море – невидимой и неслышной – пока мне не понадобишься».
Нереида закрыла лицо ладонями, жалостливо хныкая, и, погрузившись в воду, растворилась в ней.
Федор недоверчиво посмотрел на дроу. «Ты будешь держать ее в рабстве?»
«Естественно», буднично сказала Лириэль. «Кто знает, когда вдруг пригодится нереида. Отличная работа, кстати, ты привел ее в воду прямо ко мне. Я не была уверена, что ты сообразишь, что я следую за тобой в воде, не оставляя на песке следов ».
Он и не сообразил, но мудро предпочел не заострять на этом внимания. Несмотря на успех их задумки, он не мог не испытывать неудобства, не только в связи с той легкостью, с которой Лириэль обрекла нереиду на рабство, но и из-за того, как спокойно она готова использовать услуги сирены, несмотря на ее злую природу.
«Пойдем», сказал он коротко. «Мы должны поговорить с Ведигаром немедленно».
Первый Топор Хольгерстеда оказался спящим в комнате, которую они с Федором разделили в казармах Треллеборга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121