Этого они боятся больше всего. Матриархальные дети). Надо бы заняться сбором материала, уходит же и это. Вырождаются, новые уже не знают стыда и правил. Вырастают психопаты совсем страшные. Деньги, игры, веселье, убийства, похищения, воровство, пьянство, свадьба не без топора. Хотя быстро обучаются тому, что необходимо (вождение, компьютер для игр, языки, оружие, способы как отнять деньги, это надо отметить, быстрота освоения новых технологий). Любовь испытывают разве что к собакам, кошкам и своим маленьким детям. Но при этом настолько не знают препон, что могут бессознательно изнасиловать ребенка, сначала взасос целуют, щекочут и мнут, потом уже им не остановиться. Как урод этот Юра, убитый, но опять живой.
Все это пронеслось в голове за секунду. Щелк-щелк.
Менты погрузились и уехали. Скорая еще стояла, к ней все несли и несли эти ободранные носилки с девкой.
Пацан, однако, уцепился за ее свисавшую руку, деловито так схватился и шел как у гроба. Сердце щемило глядеть. Сирота с важным видом в последний раз держится за мамкину руку. Санитары плюнули на это дело, мало ли, может, сын один остался у такой матери. Перестали его гнать. Резало в глазах от такой картины.
Номер Один почувствовал, что глаза мокрые: мысль об Алешке. Тот даже не мог бы рядом пойти, калека.
Так. Эту занесли в машину, мальчишка заплясал перед хлопнувшей дверкой, руку ему, что ли, прищемили в злобе, и опять пошли в подъезд двое санитаров в грязных синих халатах с носилками, затем, минут десять спустя, выбрались из подъезда с накрытой ношей. У них тут в городе еще не знают пластиковых мешков. Опять малый, уже в полном праве, отвернул покрывало от лица жмурика, да так и оставил, отпрыгнул. Эти санитары, руки заняты, сразу бьют ногой. Малому попало, екнул, завопил "а че я сделал-то". Отошел, держась за голень.
Кто это, я его знаю, как-то зовут... Знаю, но не помню. Где я его встречал?
Этот труп был вообще нормальный молодой мужик. Глазки открыты. Волосы на ветру шевелятся. Светлые волосы. Худой, бледный. Хорошая морда у парня. Даже жалко до слез. Ямы под глазами. Истощение, что ли? На кого-то смахивает. Да! Знакомое лицо какое! Типа я вас не знаю, но я вас брил сегодня. В вагоне-то! У туалета!
Тихо, тихо. Подойти, они поставили носилки, пока передний санитарище залез в свой грязный салон, подвигает девку и еще что-то, ага, коробки какие-то, с бананами левый груз. Подрабатывают мужики, фрукты в свободное время держат в больших холодильниках морга...
Подойти, открыть покрывало. Да не возникай ты! Все уже. Увидел что надо было. Клетчатый пиджак, разрезанный на груди. На щеке красное пятно, в поезде укусила какая-то тварь, расчесал за ночь. Ну, бред.
Номер Один посмотрел теперь на свои ноги, обутые в какие-то незнакомые блестящие туфли. На пиджак клетчатый, карман слева на груди целый. На руки. Желтая какая-то кожа. Черные волоски на фалангах пальцев. Ладони умеренно влажные. Левое запястье ловко охвачено золотым браслетом часов. Стал щупать свое лицо. Крепкая щетина на голове, какой-то бугор на лбу прямо над левым глазом, с волосами! Здрасьте! Второй бугор симметрично. Это брови! Неандерталец я, однако. Пошел щупать дальше как слепой... Лицо неровное, какие-то мелкие желваки. Потрогал крепкий хрящеватый кривой нос, с гулей на конце. Упал, что ли... он. Кто-то. Госди, скала я. Как говорила наша соседка "с Харькова". Жена немого художника, Светочка. Он писал портреты передовиков прииска. Господи, сказала я. Скала я. Скала я. В карманах: записная книжечка почти чистая с короткими цифрами и сокращениями. Зашифровано, однако. Мобильник. А, это Ящиков телефон. Отключен. Еще мобильник. Включен. Нож Ящика. Мелочь.
Кто такой Ящик.
Но я же помню, вчера объявил Анюте что ухожу, у меня переговоры с людьми, которые дадут деньги, может быть, переговоры на всю ночь. Еду на электричке за город. А она отвернулась, знаем мы ваши переговоры ночами, теперь это называется переговоры. А, кстати, зачем деньги, кому, нам? Нет, это пока за Юру выкуп. Юра сидит в яме у людоедов, явно на куртке следы грязи как валялся в воде, с него снимут шкуру, знаешь такое слово, ошкурят. Буквально, кожу они сдирают с человека. Пекут и едят. А шкуру на себя надевают жиром и кровью наружу. Поняла? Поняла. Ты меня не испугал. А сколько на него тебе дадут. Пять тысяч долларов, если все будет хорошо. Да?!? Заплакала, закричала, как больная, на Юру берешь, а для Алешки тебе жалко? Взял бы сразу и на него и на лечение своему же сыну! Хорошо что Алешка спал на балконе, не слыхал. Кидала вещи вслед. Даже на лестницу кинула. Свою сумку пустую, без денег. Да, потому что утром все выгребла для этого продавца, разносчика лекарств. Пустую сумку швырнула на лестницу, захлопнулась в квартире, щелкнул, замок. Поднял брошенное, отнес обратно к запертой двери. Повесил на ручку. Старая, потертая бывшая кожаная сумка, она ей гордилась, что из настоящей кожи купила, хоть и из кусочков, только что разглядел с чем она ходит. Как бомжик. И выглядит как бомжик, и Алешка такой же, хотя они у меня чистенькие. Все помню, во у меня память после смерти! Дальше, ночь ехал в плацкарте с адресом в грудном кармане, адрес банка, который дал Панька. Директор, знаю, так. Директора фамилия... так. Панька директор. Анюте с Алешкой теперь только в метро просить с картонкой в руке. Госди, скала я. Дальше приехал, дальше у меня вырезали пакет с деньгами, откуда-то они знали, что он у меня на груди.
- Вы куда вы мужики куда его ве-езете?
Молчат.
- Вам что, ба? Бабки вам что бабки не нужны?
Один обернулся:
- На Бродвей.
(Сделал вид что знаю).
Затараторил с бешеной скоростью:
- Давай договоримся, мужики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65