Тихо, тепло. Чьи же это тапочки? Для меня купила. Нет!
Стал распаковывать сумку. Эт-то еще что! Пакеты... Господи, из сексшопа искусственный член!
- Ой, нет, это мое.
Дальше было тонкое красное белье, четыре упаковки.
- Это вам. Протянул.
- Это, вероятно, тоже не мне. Она усмотрела размер.
- Ну продадите, все же дорогое...
- Это он не мне покупал. Кому-то побольше меня.
Потом шли колготки, черные кружевные, сетчатые, но тоже все оказалось большого размера. Кого он там себе завел, этот генерал? Слоних каких-то.
- Ну все понятно, больше не надо смотреть,- сказала она задумчиво, глаза в разные стороны от обиды.
- Я вам все это оставлю, мне зачем.
Она смотрела куда-то в пол. Вот идиот! Не мог поглядеть содержимое сумок там, на лестнице!
- Вообще это не он покупал. Я вам честно признаюсь. Это я купил своей жене, но я же вас не знаю, и решил вам все подарить, потому что мужа вашего убили.
- Знаете, не надо обманывать. Его не убили. Не верю. Вы эти вещи видите в первый раз. И деньги заберите.
Вот, это вся его Анюта, она такая. Нет других на свете. Таких маленьких, упрямых. Кого-то она уже принимает.
Он стал мычать какую-то мелодию. Сонный, довольный голосок:
- Папа?
- Нет, спи, Алеша.
Ушла. Алешка узнал его интонации. Вернулась, стала у притолоки:
- Ну что, извините, мы будем ложиться спать. Я вас провожу.
Ждет кого-то, б.
- Дело в чем,- замельтешил Валера,- у меня поезд утром... Я бы здесь на кухне... Переспал бы... Кинешь мне какое-нибудь старое пальто.
- Старого пальто уже нет. А вы можете снять комнату в любой гостинице и подвинула в его сторону пакет с долларами.- Я не возьму.
Точно кто-то у нее есть! Кто-то с бабками! Спонсор.
- Ну хоть на со... сохранение. Я потом приеду.
- Вот уж это нет. Больше я вас сюда не приглашаю. Муж будет недоволен.
Какой муж?
Во дает баба, ДДП. Дощечка два прыща. Да кто на тебя позарится! Мослы!
Кто-то у нее бывает, ночует. Алешу надо спросить. Алеша не соврет. Или тот приходит по ночам? Надевает свои тапочки!
- Нет, женщина, я посижу тут до утра. Вот так, женщина.
Стала водить головой, ошарашенно глядя по сторонам. Закусила губу. Сейчас шарахнет сковородкой.
Нет, подняла трубку телефона. Набирает... милицию!
- Да ты что, охре-охренела?
Вырвал у нее телефон. Хотял грянуть им об пол, но побоялся, что Алешка проснется.
Сердце стучало. Милицию! С такими деньгами вызывать!
Спонсор у тебя?
Он протянул руку и положил ей на бедро. Куриная косточка. Незнакомая бабья мякоть.
Вот! Наконец!
Быстро дернул свою молнию.
Анюта вцепилась пальцами в его руку, оглянулась, побледнела, выкатив глаза по собачьи, в разные стороны. Боится, что Алешка проснется. Забормотала "ну что вы, Господи, ну что вы". Он понял, что кричать она не будет. Ах ты тварь! Ты у меня крикнешь! Водишь? Водишь к себе?
Отправил ее одним махом на пол. Она сложилась у его ног в узел, защищая руками почему-то голову, и бормотала "Господи, что с вами".
Все было в порядке с Джоном Стейнбеком.
Там, на полу у нее началась другая песня: "Не убивайте, оставьте меня в живых, он умрет без меня, отца у нас нет".
Бормотала.
Отца, видите ли, нет! Есть! Валера поднял ее голову за волосы. Вцепилась своими палочками в его руки, шептала "отпусти, сволочь, отпусти". А чтобы ты знала свое место!
Так кошки выглядят, если взять их за шкирку. Рот растянут, глаза враскосяк.
Она висела на своих волосах, пытаясь отцепить его руку. Не плакала, бормотала одно и то же: "Не убивай меня, гадина, ребенок погибнет".
Как это не убивай. Как это гадина.
Освободил Джона Стейнбека.
Сначала ты мне сделаешь... вот бери! Взять! А потом придушу. Отворачиваешь морду? Ударил ее лицом о свое поднятое колено. Ухнула. А вот это не надо, кровь пошла у нее из носу. Это мне не нравится. Еще раз о поднятое колено.
И вдруг раздался дикий визг, от которого у Валеры зашевелились волосы на голове. Он даже отпустил бабу. Он терпеть ненавидел, когда эти короеды выступают, дети так называемые. Валера тронулся это дело придушить. Этот ор, дикий вой, непрерывный как сирена, тонкий визг раздавленной собаки.
Но он не мог сделать ни шагу. В его ноги крепко, как железные крючья, вцепились ее руки. Она поняла, что сейчас будет, и повисла на его ногах как тяжелая, окостенелая масса, которую он пинал, но увязал как в болоте. Как будто ноги полотенцем стянули на х. Но все-таки двигались они оба к двери, к этому дикому вою, сводящему с ума визгу, который шел из дальней комнаты.
Номер Один запыхался. Дикий вой, режущий уши, как на последнем издыхании, продолжался. Надо было как-то с этим кончать, придавить, вогнать обратно в глотку, для чего и существует нож. Один мах и все! Оставил ее горло и полез в ящик стола. Она прижалась спиной к столу, но ноги его не отпустила.
Тут короед замолчал. Но это он набрал воздуху. Ви-и-изг!
Тонкие, вязкие как жвачка руки залепили ему конечности, лбом она прижалась к его коленям. Кровь к крови. Давила, скрывала лицо, рот. Кусала сквозь брюки ногу! Как зверюга!
Все у него съежилось, на полшестого повисло.
Валера тянулся к ящику с ножами. Одна рука ее за волосы, другая тянется. Сейчас у нее съедет скальп.
Чувство было как во сне - бегу, но не двигаюсь. Стал отлеплять бабу, молотя кулаком по ее спине, по голове, по худым костям, по цыплячьему мясу!
Она молчала и не отцеплялась. Оказывается, она охватила локтем и ножку стола, а тот заклинило между холодильником и стиральной машиной. Каждый сантиметр в этой кухне на счету! Все мерили рулеткой! Надо, таким образом, выдвинуть стол. Он выдвинулся со скрежетом, но не прошел между плитой и стиралкой.
Этот замолчал. Сейчас опять!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65