Машины помнили даты, факты,
события и происшествия. А старик помнил среди всех этих фактов и
происшествий еще и себя и других.
Странно, что именно о старике мальчик вспоминал в ту самую ночь,
когда бездна чуть не поглотила корабль. Но об этом будет дальше: о бездне,
о корабле и о мальчике.
- Пока все, - сказал Герман Иванович, не то огорчаясь, не то радуясь,
и закрыл тетрадь. - Будем ждать продолжения.
Все молчали. Даже первые ученики и выскочки, любившие задавать
вопросы. Только Дроводелов не вытерпел и, наклонившись ко мне, сказал:
- Муть! Ну и муть! Даже голова заболела от этой мути. При чем тут
старик или это озеро на вершине горы? Зачем оно там? К чему?
Я тоже чувствовал: рассказу о мальчике чего-то не хватает. Громов
увлекся информационными машинами и стариком и ушел в сторону от главного.
Нужно будет ему об этом сказать.
5
Конечно, Дроводелов был не прав, когда заявил, что рассказ о мальчике
муть и одна скука. Но начало мне понравилось больше, чем продолжение. Я,
как и все другие, впрочем, ожидал, что мальчик совершит какой-нибудь
героический поступок. А поступка не было. В рассказе все шло слишком
обычно и томительно медленно, как перед экзаменами, и только к концу
что-то случилось. Но что именно - неизвестно. Выходило, что кое в чем
Дроводелов прав. И со стороны Громова это была ошибка. Нельзя допускать,
чтобы такие, как Дроводелов, могли хвастаться своей правотой. Но довольно
о Дроводелове. Тем более что он потом отсутствовал целую неделю, уехал с
матерью к каким-то родственникам в Лугу.
Громов отмалчивался и на все вопросы о мальчике отвечал кратко:
- Я тут при чем? Не я же летел в этом корабле.
К нему подошел первый ученик Дорофеев и, улыбаясь, спросил, чем,
собственно, замечателен мальчик.
Громов ответил:
- Он замечателен тем, что родился в космическом пространстве, где
рождаются только звезды. А ты где родился?
- Я родился на Васильевском острове в больнице имени Отто.
- А как ты думаешь, - спросил Громов, - есть какая-нибудь разница
между больницей имени Отто и той точкой пространства, где родился мальчик?
Дорофеев пожал плечами и ответил, что большой разницы он не видит.
Ответив так, он посмотрел на всех нас свысока.
Громов же никогда ни на кого не глядел свысока, даже когда в газетах
писали о находках его отца. Но после того как перестали писать, Громов
немножко сник. И мы тоже стали на него смотреть так, словно между его
поведением и судьбой всех находок тянулась какая-то ниточка и эта ниточка
оборвалась. Вообще неясно все это было.
Но с того времени, как он стал писать рассказ о мальчике, эта ниточка
вдруг снова появилась. Тоненькая это была ниточка, невидимая, но тем не
менее ощущаемая почти всеми. Кое-кому хотелось порвать эту ниточку,
особенно Дроводелову. Эта ниточка мешала ему, такой уж он был. Ему все
мешало, что можно отрезать или порвать. Однажды он срезал трубку у
телефона-автомата и принес в класс. Мы спросили его:
- Тебе что, мешала эта трубка?
- Нет, помогала, - сказал он.
- А сколько людей из-за тебя потеряли время?
- Мне на это наплевать, - сказал он, - время для того и существует,
чтобы его теряли.
Возвратившись из Луги, куда он ездил с матерью, Дроводелов опять
принялся за свои прежние штучки. Можно было подумать, что рассказ о
мальчике нарушил нормальное течение его жизни. Он приходил в класс,
садился и, вытянув длинные ноги, просил: пусть ему объяснят, может ли в
космическом корабле родиться мальчик и жить так много лет, летя неизвестно
куда.
И ему отвечали:
- Как гипотеза это возможно.
- Хорошо, это я еще могу допустить, - соглашался он, - но зачем на
корабле философ, старик и композитор? Разве без них нельзя было обойтись?
И мы отвечали:
- Конечно, можно обойтись и без них. Но все-таки с ними лучше. Один
писал музыку, другой вспоминал, а третий силой своей мысли боролся с
предрассудками и суевериями.
- Отлично, - не успокаивался Дроводелов. - Композитор, философ,
старик и еще мальчик, без которого тоже можно вполне обойтись. Но теперь
давайте подсчитаем, сколько на корабле ушло энергии, пищи, кислорода,
медикаментов и других необходимых вещей. Ведь корабль находился в пути
много лет.
- Может, и сейчас находится. Мы же конца еще не знаем...
- Нет, давайте подсчитаем.
И он брал карандаш и бумагу и начинал считать. Разумеется, он ждал,
что мы тоже присоединимся. Сам он считал плохо и легко мог ошибиться. Но
никто из нас не собирался заниматься такого рода бухгалтерией и считать,
сколько мальчик съел, выпил и надышал. Пусть себе ест, пьет и дышит на
здоровье. Однако это не давало покоя Дроводелову, и он садился с
карандашом, чтобы вести свои подсчеты.
Мы тоже вели подсчеты, но совсем другие. Мы вычисляли, какой величины
должен быть корабль, чтобы нести все необходимое для столь длинного пути.
То и дело спрашивали Громова, сколько на корабле живых единиц, машин,
какой энергией пользовался корабль - фотонной, атомной или связанной с
использованием антигравитационных сил? С чем имел дело корабль, с
обыкновенным эйнштейновым временем? Или с нульпространством, о котором не
раз уже писали фантасты?
О нуль-пространстве у нас были большие споры. Никто толком не мог
понять, что это такое. Первый ученик Дорофеев сказал, что это такое
понятие, которое еще пока никому не понятно, кроме самих фантастов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17