Тогда
мы стали приставать к Громову. Он объяснил, что о нуль-пространстве не
может быть и речи, мальчик жил во вполне реальном трехмерном мире и
двигался со скоростью, близкой к световой.
Теперь вернемся к ниточке, которую так старался порвать Дроводелов.
Мы все чувствовали ее. Какая-то странная связь - не телефонная, не
телеграфная, не радио и не квантовая, а чисто психическая, что ли,
соединяла нас с мальчиком, который находился не то в прошлом, не то в
будущем, где-то в неизвестной точке вселенной.
Где-то я читал, что связь еще недостаточно изучена. Ведь существует,
как утверждают некоторые ученые, поле-пси, физическая сущность которого
еще не известна. Космический мальчик приобрел реальность и прочно вошел в
нашу жизнь. Чтобы понять обстановку, которая окружала мальчика, мы начали
следить за новинками науки и техники. Нас всех буквально лихорадило. А
Леонид Староверцев завел даже картотеку, записывая на отдельную карточку
каждое отдельное событие в науке и технике. Карточки он обычно носил с
собой, рассовав по карманам, и, щуря близорукие глаза, рассматривал их во
время уроков. О чем только не говорилось в этих карточках! Там было и про
сверхновые звезды, и про нуклеиновые кислоты, и про автоматическую родовую
память птиц, и про разумных животных дельфинов, и про язык древнего народа
майя, и про общественных насекомых - пчел и муравьев, которые общаются
исключительно при помощи ультразвуков.
Староверцев сидел передо мной, и, заглядывая через его плечо, я мог
пополнить свои знания.
Однажды я спросил Староверцева:
- А про снежного человека у тебя что-нибудь есть?
- Нет. Эту карточку я пока оставил незаполненной.
- Это почему же? - спросил я.
- Потому что я жду, когда наука решит этот спорный вопрос.
Мне от этих холодных слов стало как-то не по себе. Значит, та
карточка, где должно быть записано об открытии Громова-отца, тоже не
заполнена и ждет, когда наука решит спорный вопрос.
6
Громов аккуратно посещал все уроки. Должно быть, его родители
отложили переезд в новый дом на Черную Речку по не зависящим от них
обстоятельствам. Может, строители не выполнили обязательства закончить дом
к сроку или оказалась слишком непокладистой комиссия и не захотела принять
дом. У меня лично не было никаких претензий к строителям и комиссии. Мне
очень не хотелось расставаться с Громовым и перерезать ниточку.
Громов приходил и уходил. Он сидел на своем месте у окна, и, когда я
хотел посмотреть на Громова, я делал вид, что хочу взглянуть в окно. Окно
было большое, широкое, светлое, а за окном вниз улица, и деревья, и люди
не тротуарах. А напротив окна дом, а там тоже окно, и в окно выглядывает
толстая старуха, и ест сливы, и выплевывает косточки прямо из окна на
тротуар. И, глядя на нее, можно подумать, что она так и живет, ни на
минуту не отходя от окна, так часто ее видно.
И, глядя в окно, я думал, что мальчик не имел ни малейшего
представления об окнах (какие же окна в наглухо замурованном корабле?), и
окна ему заменял экран, но, разумеется, не мог заменить полностью. И я
думал также, что окно прекрасная вещь, стены словно и нет совсем, и видны
даль, небо, облака, деревья и старуха, которая ест сливы. И я спросил
Староверцева, не написано ли в его карточках что-нибудь об окнах, в каком
веке или тысячелетии появилось первое окно.
Староверцева немножко смутил мой вопрос, и он сказал, что на эту тему
у него карточка осталась незаполненной.
- Почему? - поинтересовался я.
- Потому что окно - это изобретение далеких эпох, - ответил он. - А я
заношу в карточки только то, что имеет отношение к будущему.
- А разве в будущем не будет окон?
- Будут, но Другие. Скажем, ты увидишь в окно не парикмахерскую и не
сапожную мастерскую, а кусок вселенной. Вот какие, наверное, будут окна.
Громов прислушивался к нашему разговору, но ничего не сказал. По его
взгляду я понял, что вопрос об окнах его заинтересовал. Но он не вмешался
из деликатности. Ему ведь не надо было рыться в карточках или
справочниках, чтобы ответить на вопрос, в каком веке или тысячелетии
человек прорубил в стене первое окно. Громов об этом не мог не знать.
Меня очень мучил этот вопрос, но я все-таки воздержался и не задал
его Громову. Тоже из деликатности. Некоторых раздражало, что Громов много
знает, особенно тех, кто не мог проверить и должен был верить ему на
слово. Ребята считали, что Староверцев немножко завидует Громову и хочет
его догнать при помощи своих карточек. В квартире у него на всех столах
стоят ящики с этими карточками, как у какого-нибудь профессора, который не
доверяет энциклопедии и даже своей собственной памяти. Все это так, но
пока Староверцеву не удалось не только догнать Громова, но даже
приблизиться к нему. Ребята спрашивали у меня и у Власова, есть ли в
квартире у Громова ящики с карточками. Но я не видел там ни одной карточки
и ни одного ящика, за исключением того, в котором мать Громова выращивает
летом цветы. И все невольно пришли к тому выводу, что у Громова
необыкновенная память.
В памяти ли тут было дело или в чем-то другом - не знаю. Но когда
Громов отвечал на вопросы учителей, с миром происходило что-то
необыкновенное, все вокруг менялось, и менялись мы, и даже сам учитель. И
всем казалось, что существует не видимый никому провод, который соединяет
Громова с Луной, с самим Наполеоном или Аристотелем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17