На первом этапе атаки эта диверсионная команда преуспела не меньше других. Она устроила засаду за огромной, как танк, скалой, густо увитой диким виноградом. Только здесь, у скалы, где отступили деревья-великаны, проглядывало небо, и благодаря пробивавшимся солнечным лучам куст особенно пышно разросся. Это, сестренка, был знаменитый куст дикого винограда, хорошо известный нам в детстве: именно с него я каждый год собирал для тебя ягоды – ты еще так их любила! Рискуя заблудиться, я добирался до этого одинокого куста, куда даже птицы не залетали. И при этом все время вспоминал рассказы о пятидесятидневной войне…
Команда, укрывшаяся в засаде за огромной скалой, определила, что поднимающиеся по склону солдаты противника, скорее всего, будут обходить ее справа, если смотреть с их стороны. Слева скала примыкала к небольшой возвышенности, и поэтому логично было предположить, что они попытаются обогнуть ее именно справа, где родник пробил узкую расщелину. Расстояние между солдатом, находившимся перед скалой, и его товарищем справа сократилось, а солдат, поднимавшийся слева, оказался в одиночестве. Центровой его застрелил и тут же отступил в глубь леса. К убитому подбежал солдат, шедший левее, – его сразу же снял выстрелом левофланговый, но тут появились сразу двое солдат, огибавших скалу справа. Правофланговый застрелил одного из них и попытался отступить. Однако другой солдат, черт бы его побрал, оказался парнем отважным и сломя голову ринулся за ним. Убегая, правофланговый поскользнулся и сорвался вниз со склона, потом стал снова взбираться вверх и вдруг потерял ориентацию. Он взбежал на скалу, опять спустился с нее и оказался в долине, прямо в расположении вражеских войск. За ним по пятам мчался отважный солдат, которому жить явно надоело. Обезумевший от погони правофланговый ворвался в гущу наступавших солдат второго эшелона и был захвачен в плен. При этом он успел получить еще три ранения и потому, когда его приволокли в штаб и Безымянный капитан устроил ему допрос с пристрастием, испустил дух. Безымянному капитану так и не удалось выудить сведения у первого захваченного пленного и скорректировать ход операции. Польза от него была только та, что, представив захват партизана блистательным успехом, Безымянный капитан смог приостановить операцию.
Правофланговый, доставленный в качестве пленного в штаб и умерший при обстоятельствах, которые не могли даже вообразить себе разведчики нашего края, в мирное время был хозяином мелочной лавки, торговавшей сакэ и соей, по прозвищу Живодер. Поскольку он был убит в самом начале пятидесятидневной войны, то есть исчез из долины до нашего с тобой, сестренка, рождения, значит, это лишь мое воображение убедило меня в том, будто я своими глазами видел, как он в охотничьей шапке и спортивных брюках разъезжал на велосипеде с огромным ящиком, прикрепленным спереди, а велосипед тащила на красных стеганых постромках огромная собака. Но собаку эту я действительно не раз гладил, запустив руку в густую теплую шерсть на ее спине. Наверное, сестренка, и тебе приходилось это делать.
Пес ненамного пережил Живодера – дождался того дня, когда во время войны на Тихом океане всех собак в долине и горном поселке по приказу властей отловили с целью заготовки меха для армии. В тот день ветер далеко разносил запах крови убиваемых собак, и люди нашей долины будто заново пережили ужасающую резню, которой завершилась пятидесятидневная война. С утра дети увели своих собак в лес (а я, не имея собственной, спасал собаку Живодера) и спрятали там среди одичавших, но из этого ничего не вышло – привыкшие к своему дому, они вернулись вслед за нами; от собачьей крови река едва не вышла из берегов.
Живодер был торговцем, ездившим из долины в горный поселок и обратно на велосипеде, который таскал огромный пес с короткой рыжей шерстью. Иногда со скуки, утомившись однообразием дороги, по которой ему приходилось ездить изо дня в день, он мог сказать, например, случайной девочке, у какого-нибудь амбара в горном поселке рвавшей космеи и ромашки:
– Тебя сюда взяли на воспитание из долины. А хочешь, отвезу к родной мамаше?
За это его осуждали. Сорокалетний Живодер не пользовался уважением ни у соседей, ни даже в собственной семье, и в прозвище, которое он получил за то, что заставлял таскать велосипед своего пса – пусть он ростом с теленка, но все же слабее человека, – явно сквозила презрительная насмешка над ним.
С того дня как Живодер во время операции «Охота в горах» был тяжело ранен, попал в плен и умер в лагере противника, начались странные явления. Они производили сильное впечатление на людей нашего края, укрывшихся в глубине леса во время пятидесятидневной войны и сражавшихся с врагом, так как свидетельствовали о том, что Живодер был человеком сентиментальным, испытывавшим к своей семье и собаке любовь гораздо более глубокую, чем можно было предположить. В тот вечер, когда женщины, дети и старики, прятавшиеся в лесу от наступающих войск противника, собирались вернуться на место старого лагеря, семью Живодера посетил его призрак. Я употребляю слово «призрак» в том значении, какое раскрывается в легендах. А значение это такое: тело человека умирает и душа, расставшись с ним, улетает с земли – как раз в этот момент призрак умершего и является своим близким. Пес, которого Живодер нещадно эксплуатировал – стоило его освободить от постромок, как он без сил валился на землю, – уставившись туда, где сквозь листву пробивались багряные лучи солнца, завыл, словно изнемогая от тоски по хозяину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170