Увидев обнаженного, выкрашенного красной краской мальчишку, они сразу же прозвали меня Одержимым длинноносым лешим – лицо, грудь, руки у меня были перепачканы блевотиной вперемешку с непрожеванными крабами, я беспрерывно вертел головой, и мои спасители смеялись: это он боится потерять своего дорогого длинноносого лешего. Когда пожарные дружинники окликнули меня, я подскочил не хуже дикой собаки и стал изо всех сил отбиваться здоровой ногой, но они, разумеется, меня скрутили. Тогда я громко заплакал, призывая на помощь длинноносого лешего… Вдруг мне показалось, что Мэйскэ Камэи, еще молодой – лет шестнадцати, – возглавив отряд стрелков, из лесной чащи берет на прицел болото, и я закричал:
– Не стреляйте! Это пожарные дружинники!
И снова заплакал навзрыд, страдая от мысли, что мне не удалось выполнить порученную миссию…
Сестренка, после тех шестидневных испытаний лес, бесконечный, многоярусный, как микрокосм, вошел в мою плоть и кровь. И так же, блуждая, проник в него и я. Я впервые по-настоящему понял, почему дед Апо и дед Пери назвали наш край с его мифами и преданиями деревней-государством-микрокосмом. Когда меня обнаружил спасательный отряд, меня вырвало оттого, что мой желудок был забит огромным количеством сырых крабов, которых я глотал, почти не прожевывая, и я, весь перепачканный, вертел во все стороны головой. Громко плача, я изо всех сил отбивался от крепко державших меня дружинников. Жители нашей долины решили, что я буйствовал от жара и голода, а я, сестренка, отвечая молчанием на их насмешки – пусть себе обзывают Одержимым длинноносым лешим! – лишь укреплялся в вере, которая до сих пор меня не оставляет. Сразу же рассказать обо всем взрослым у меня не хватило духа, но я твердо знал, что видения, которые проходили перед глазами взбунтовавшегося ребенка, имели свою внутреннюю логику, как и все пережитое мной в лесу за эти шесть дней. Я своими глазами видел мир, исполненный очевидного смысла, гораздо более реальный, чем наша жизнь в долине. С каждым днем я все больше убеждался в этом. Многие из пожарных дружинников, насмехавшихся надо мной, ушли на войну и не вернулись, а я каждый раз, узнавая о гибели кого-либо из них, отчетливо представлял себе, как их убивали в чужой стране, очень далеко от нашего края. В короткое мгновенье перед смертью их посещали видения, в которых вмещалась вся их жизнь. И они умирали с сознанием, что и гибель в чужой, неведомой стране не менее призрачна. Разумеется, никто не услышал от них крамольных признаний…
Дед Апо и дед Пери как-то учили меня, что замкнутое трехмерное пространство имеет свое собственное время, и наш мир существует как единство пространства и времени. А я им на это, как обычно, отвечал паясничанием.
– Возьмем небесные тела, уже открытые в галактике за пределами нашей солнечной системы, и бесконечное множество звезд, которые еще будут открыты в других вселенных. Допустим, у нас есть космический корабль, способный мгновенно преодолеть расстояние до любой из них. Среди мириадов этих небесных тел мы обнаружим миллионы планет, имеющих сходные условия с земными. И там, вероятно, обитает бесконечное множество живых существ, подобных человеку. На космическом корабле мы будем посещать эти миллионы миров, населенных людьми или существами, подобными человеку, и увидим, что на каждой планете – свое собственное время, что каждая представляет собой единство пространства и времени. И если можно охватить одним взглядом это бесконечное множество единств пространства и времени, то и всю историю земного человечества удалось бы представить в одном временном срезе. Тогда можно было бы отобрать среди этого бесконечного множества единств пространства и времени те или иные факты и переиграть всю историю человечества… Может быть, и нынешняя история, к которой мы принадлежим, представляет собой одну из таких игр! – смеясь, говорил я деду Апо и деду Пери.
То, что я, сестренка, паясничая, придумал в разговоре со специалистами по небесной механике, позднее открылось мне как реальность во время моего шестидневного скитания по лесу. Перед глазами у меня, когда я наступал на частицы расчлененного тела Разрушителя, появлялись светлые капсулы, напоминавшие стеклянные шары, и в них я видел собаку Живодера и Задоглазого. В возникавших одна за другой капсулах я увидел и других героев легенд нашего края. Причем все они существовали одновременно, даже те, которым еще только предстояло попасть в легенду. Шагая день за днем мимо них, я убедился, что в этом лесу есть все, что могло обеспечить успех задуманной дедом Апо и дедом Пери экспедиции. И то, что возникало передо мной, можно было окинуть одним взглядом как некое единство бесконечного пространства и времени, о чем я говорил им, паясничая. Проходившие перед моими глазами видения подтверждали это не словами, а фактом своего существования. Именно мифы и предания деревни-государства-микрокосма, населившие этот лес, лучше всего представляют превратившегося в великана Разрушителя. Вот почему, когда я бродил по лесу и следил за бесконечно возникающими видениями, я тем самым собирал воедино, возвращая к жизни, расчлененного на мелкие кусочки Разрушителя.
После того как меня подобрала спасательная команда, я плакал и вопил, потому что мне пришлось навсегда отказаться от мысли возродить Разрушителя, отказаться от той миссии, которая была на меня возложена. Я должен был проследить в единстве все мифы и предания лесной деревни-государства-микрокосма и этим движением во времени и пространстве восстановить в первоначальном виде мясо, кости, сухожилия, кожу, наконец, глаза, зубы, волосы Разрушителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170