Кровь и слюна вытекали из пасти, на клыках висели клочья лошадиной шерсти.
В моей голове зазвучала песня. Тихая, доверительная песня, намекающая на могущественные силы.
Жеребец бился под кошкой, его ноги взбивали мокрую землю. Я слышал отчаянные призывы о помощи.
И меч пропел мне обещание: жеребец спасется, если я помогу клинку проснуться.
Но я-то собирался разобраться с кошкой сам, не пользуясь никакой магией. Меч, в конце концов, был мечом. Им можно было пользоваться и не прибегая к помощи непонятных сил.
Но жеребец визжал и бился, а в моей голове звучала песня. Песня мягкая, нежная, но слишком могущественная, чтобы я мог ее игнорировать.
Конечно я был уверен, что не сдамся ей, и на какое-то время мне удалось о ней забыть. Я слишком беспокоился за жеребца, чтобы терять драгоценные секунды на шум, кружившийся в голове. И поэтому, чтобы песня не мешала, я заставил ее замолчать.
Но ненадолго. Я перестал думать о сопротивлении. Перестал сдерживать ее. Я думал только о том, как спасти гнедого.
И поэтому, совершенно невольно, я выпустил ее. В тот момент я позволил яватме проснуться.
Когда я бросился к кошке, шум стал ровным. Нет, не шум: музыка. Нечто гораздо более выразительное чем то, что я обычно называл шумом. Более могущественное чем звук. И я вспомнил мелодию, которую услышал у обрыва недалеко от Стаал-Уста, стоя на коленях перед мечом. Когда музыка Кантеада наполнила мой череп.
Как же они умели петь, Кантеада. Таинственная раса, о которой говорили древние сказания. Существа, которые по словам Дел принесли в мир музыку.
И часть этой музыки они подарили мне в момент Именования.
Ради жеребца, подумал я, можно и рискнуть. Он этого стоит – сколько раз гнедой спасал мою шкуру.
Все это промелькнуло в голове за одну секунду. Одна секунда мне понадобилась, чтобы принять решение.
Кошка соскочила с жеребца. Гнедой тяжело поднялся, пошатнулся и побежал.
Пасть открылась, губы приподнялись, обнажая огромные клыки. Все движения были медленными. Очень медленными. Знала ли кошка, что я пел песню ее смерти?
Белая кошка с радужно-серыми глазами и серебристо-пепельными пятнами на шкуре. Кстати, стоило постараться хотя бы ради шкуры. Ее можно было взять с собой.
…Меч ожил в моих руках…
– Решать, что делать, буду я, – на всякий случай предупредил я его.
Меч был живым.
Кошка оскалилась и взвизгнула.
Меч приглашал ее. Подойди поближе, говорил он, подойди поближе.
И тогда все станет так просто.
Со стороны казалось, что на прыжок кошка не затратила никаких усилий. Я наблюдал за ней улыбаясь, восхищаясь грацией хищника. Смотрел как сгибаются задние лапы, вытягиваются передние. Кошка выпустила когти, открыла пасть, блеснули белые клыки. Расхохотавшись в предвкушении триумфа, я позволил ей поверить, что она победила.
А потом воткнул меч ей в пасть так, что острие вышло из основания черепа.
Восторг. Полный восторг. И полное удовлетворение.
Не мое. Совсем не мое, кого-то другого. Кого-то другого, разве не так? Все эти чувства были не моими, правда?
Что-то внутри меня хохотало. А потом оно зашевелилось, словно медленно пробуждалось чье-то сознание.
Аиды, что же это?
Я вдохнул запах паленой плоти. Решил, что это от кошки. И вдруг понял, что от меня.
Я что-то закричал. Что-то очень подходящее. Что-то очень определенное. Чтобы притупить шок, ярость и боль.
И тут же разжал пальцы, отбрасывая рукоять, которая нагрелась добела.
Аиды, Дел, о таком ты меня не предупреждала.
Я отшатнулся, по-прежнему держа руки вместе и бормоча непристойности. Споткнулся, упал, откатился и раскинулся на спине, боясь коснуться чего-то ладонями. Аиды, как же они болели!
Я вдыхал запах паленой плоти. Не моей, кошки.
Ну и на том спасибо. Хотя мертвая кошка все равно ничего не чувствует.
Я лежал на спине, не переставая ругаться в надежде, что поток ругани хотя бы частично задавит боль. Я бы на все пошел, лишь бы уменьшить это жжение.
Несколько секунд мне понадобились, чтобы справиться с дыханием. Боль уже не так терзала ладони и я открыл глаза, чтобы посмотреть на них. Увидеть их было легко – они застыли в воздухе на концах болезненно сведенных рук. Локти упирались в землю.
Ладони. Не обугленные обрубки. Ладони. И каждая заканчивалась пятью пальцами.
Пот тут же высох. Боль уменьшилась. Я снова начал нормально дышать и решил, что пора было перестать ругаться. Теперь смысла в этом не было.
Все еще лежа на спине, я осторожно пошевелил пальцами. Настороженно прищурился – и сразу забыл о боли и страхе, увидев, что и кожа на руках, и кости под ней остались целыми. Не было никаких волдырей. Самые обычные руки и не следа ожогов, хотя знакомые шрамы и уплотнения у суставов остались. Значит это действительно были мои руки, а не какая-нибудь магическая замена.
Я почувствовал себя лучше и медленно сел, вздрогнув, когда болезненно дернулись внутренности. На всякий случай я снова пошевелил пальцами – никакой боли, никаких судорог. Обычные гибкие пальцы, словно ничего не случилось.
Нахмурившись, я уставился на меч.
– В аиды, что же ты такое?
В голове сам собой возник ответ: яватма.
Аиды, баска, что же мне теперь делать?
Я рискнул подняться. Все тело вроде бы действовало нормально, хотя немного скованно. Через шерстяную ткань я помассировал ноющий шрам пониже ребер и тут же забыл о нем. Все мое внимание переключилось на кошку. На нее и на меч.
Я подошел поближе. Кошку я проткнул очень удачно: через открытую пасть к основанию черепа. Она лежала на боку. Под тяжестью рукояти, опустившейся на землю, ее голова приподнялась.
Две глазницы смотрели на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131