Через некоторое время звонок. «Здравствуйте, я ваша крыша. Получили?» — спрашивает какой-то тип... Ну, и так далее.— Этот тип звонил вам и раньше? — спросил Пафнутьев почти без вопроса, утвердительно спросил.— Да, — помявшись, сказал Сысцов. — Предлагал крышу. Я, естественно, отправил его к Левтову. Результат вы знаете. — Сысцов взглянул под стол, где в баночке мерцал глаз.— У него были люди? — спросил Пафнутьев осторожно.— Очевидно, своя бригада имелась... Но общался я только с Левтовым.— Его люди на вас выходили в последние дни?— Пока нет... Думаю, объявятся. Не могут не объявиться.— Вчера была расстреляна машина вместе с пассажирами. Японский джип, — как бы между прочим, почти про себя пробормотал Пафнутьев. — Все погибли. Четыре человека. Уж не левтовские ли ребята? — спросил Пафнутьев.— Не знаю. — Сысцов пожал плечами. — Я общался только с Костей. С Левтовым, — повторил он.Пафнутьев поставил локти на стол, подпер щеки и уставился в окно. Там на уровне третьего этажа раскачивались верхушки деревьев. Видимо, поднялся ветер. Несколько дней в городе стояла невыносимая жара, и только к вечеру можно было пройтись по улице, подышать, стряхнуть с себя изнуряющий зной. Теперь, похоже, собиралась гроза. Пока Пафнутьев разговаривал с Сысцовым, несколько раз громыхнуло где-то на окраине, потом уже ближе, в комнате потемнело, и вот он увидел, как раскачиваются на ветру верхушки кленов.— Дождь собирается, — проговорил Пафнутьев.— Дай Бог. — Сысцов с надеждой обернулся к окну. — Уже нет никаких сил.— Помнится, на даче у вас было прохладно... Сосны, зелень...— Какая дача, Павел Николаевич! У меня объявлена боеготовность номер один! Все службы подняты на ноги, никаких отпусков, отгулов!— Как вы все это понимаете?— А что тут понимать? Появилась новая банда. Начался передел имущества. Будут еще трупы, Павел Николаевич. Ждите трупов. Какие-то уж больно нетерпеливые ребята... Ждите трупов, — повторил Сысцов.— А чего их ждать... — Пафнутьев пожал плечами. — Сами приходят. И вот еще что, Иван Иванович... Разговор у нас без протокола, дружеский, поэтому мы можем друг другу сказать немного больше, чем это принято в служебной обстановке... Этот расстрелянный джип, о котором я говорил...— Хорошо. Так и быть. Скажу... Это Кости Левтова джип. Я уточнил. Его ребята погибли. Остальные легли на дно. Затаились.— Много их остальных?— Погибла половина. Примерно. Но эта половина — боевики.— Так. — Пафнутьев встал, подошел к окну и некоторое время смотрел, как крупные редкие капли били по пыльному стеклу. Капли становились все гуще, напористее, и вот уже хороший сильный дождь хлынул на город. В комнате дохнуло прохладой, свежестью, потянуло сквозняком, и Пафнутьев, закрыв форточку, вернулся в свое кресло. — Как я понимаю, Иван Иванович, вы пришли тайком...— Ну! Так уж и тайком! — Сысцову, видимо, не понравилось само слово, он уловил в нем что-то для себя унизительное.— Кто-нибудь знает, что вы здесь?— Нет.— Значит, тайком, — решительно сказал Пафнутьев. — И вы не хотите оставить никакого заявления?— Мне нельзя этого делать. Вы, Павел Николаевич, сами это знаете.— И в прокуратуру не придете?— Не приду.— И не хотите, чтобы о нашей встрече кто-нибудь знал?— Да, это нежелательно. Жить хочется, Павел Николаевич. Могу сказать больше... Вы единственный человек, которому я все это рассказал. И больше никому. Рассказал независимо от ныне занимаемых должностей, прежних взаимоотношений.— Почему?— Оборотней боюсь.— Вы уверены, что я не оборотень? — усмехнулся Пафнутьев.— Да. Изредка я поглядываю на вас со стороны, интересуюсь, любопытствую... Не поверите — восхищаюсь... Иногда вы беретесь за очень чреватые дела. Я даже болею за вас, Павел Николаевич. Нет, вы не оборотень. Ко мне стекаются кое-какие сведения о жизни в правовых органах... Вы должны опасаться оборотней. Они есть в вашей среде, и их не так уж мало.— Знаю.— Поэтому мне бы хотелось просить вас о том...— Чтобы я держал язык за зубами?— Да, — улыбнулся Сысцов.— Заметано. Еще по глоточку? — Пафнутьев открыл «Долгорукого» и вопросительно посмотрел на Сысцова. Тот не возражал, и Пафнутьев разлил остатки водки по пузатеньким рюмкам. — За победу! — Он поднял рюмку.— Кого, над чем, над кем?— Потом разберемся, за чью победу мы пили, Иван Иванович! — Пафнутьев выпил, прислушался к себе. Убедившись, что водка пошла по назначению, удовлетворенно кивнул и ловко подцепил вилкой полупрозрачный ломоть осетрины. — Значит, говорите, маленький, чернявенький? Шустренький и с пакетиком? — весело спросил Пафнутьев. И, видя, что Сысцов не понял вопроса, добавил: — Ну, тот, который глаз в вашу контору принес.— А, — протянул Сысцов. — Во всяком случае, так его обрисовала моя секретарша.— Я могу с ней поговорить?— Не хотелось бы, Павел Николаевич, не хотелось бы, — Сысцов, полуобернувшись к окну, некоторое время с явным удовольствием смотрел на потоки дождя по стеклу. — Уж больно нервная какая-то банда на меня наехала. Тот же самый Левтов... Он мог договариваться с людьми. И по-хорошему, и по-плохому... Ведь крутой бандюга был... А обернулось вон как! Поэтому прошу — не надо трогать мою секретаршу, она девушка впечатлительная... Если будут вопросы, передайте мне, я сам у нее уточню все, что вас заинтересует. То, что она запомнила, я передал — кудрявенький, чернявенький, одет во все темное...— Одну минутку, Иван Иванович! Вы сделали важное уточнение... Он действительно кудрявенький? Или патлатенький? Или просто чернявенький? Он смуглый или загорелый? Вы меня понимаете?— Наш он, Павел Николаевич, наш. Не с Кавказа.— Ну что ж, пусть так.— Секретарша у меня девочка не просто впечатлительная, а еще и наблюдательная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89