— Только слушал… А разговор этого хваленого в Европе полководца, стало быть, заслуживал внимания! — то ли с иронией, то ли восторженно воскликнул Радзиевский. Его глаза заблестели, и трудно было понять, что выражали они — восхищение или осуждение. Неужели на северном побережье Франции говорилось об этом так туманно?
— Только и всего, уважаемый пан Иероним! Стоило ли мне унижаться перед ним, чтобы сейчас оправдываться! Не скрою, граф Конде говорил о союзе украинских казаков с протестантской лигой. Я не мог не понять его слов. А еще лучше, вижу, растолковал их подлый шпион… Я не собираюсь оправдываться, а жажду собственными руками задушить этого мерзавца, шпиона в звании полковника!
— Подожди-ка, пан полковник! — совсем другим тоном заговорил Радзиевский.
Теперь он уже не скрывал своей заинтересованности рассказом Хмельницкого. Но это длилось лишь мгновение, и он снова заговорил с Богданом как королевский дипломат.
— А пока что пану Хмельницкому следует самому позаботиться о своей судьбе, тем более что над его головой уже занесена секира палача. Присядем, пожалуй, за этот стол у пана Горуховского. Пан Янчи, подайте нам вина, хотя бы и венгерского, и хорошую закуску, — сказал он корчмарю. — С самого утра еще ничего не ел. Да о казаках пана Богдана позаботьтесь. О, они сейчас очень пригодятся полковнику Хмельницкому.
О чем думает теперь этот государственный муж с холодным сердцем и циничной душой? Интересно, верит ли он сам в то, что Хмельницкому угрожает секира палача, или это только предположение экзальтированного молодого человека?
Янчи-Грегор не скупился, подавая на стол отборные вина. Он распоряжался в корчме не как подчиненный, а как хозяин. Закуски тоже было достаточно. Обед, очевидно, придется растянуть до ужина. Днем Богдану не следует показываться в городе, ибо теперь его судьба находится в руках коронного гетмана.
Богдан держался нечеловеческим усилием. Еще в детстве он приучился владеть собой, иезуитская коллегия закалила волю, а сложные перипетии на жизненном пути превратили его в человека с львиным сердцем. Ничем не выказал своей тревоги. Сначала он пил, как голодный, хорошо закусывал после каждого кубка вина. Еще бы, после такой бешеной скачки! Но потом стал заливать вином вспыхнувший в душе пожар. А рассказ Радзиевского еще больше подливал масла в огонь.
— …Не знаю, не скажу, — продолжал Радзиевский свой страшный рассказ. — Мне известно, что пани Ганна померла. Но не знаю, от болезни или печали, а возможно, и от страха, когда нагрянули захватчики. Еще бы — всю жизнь прожила в полной уверенности, что трудится на своей земле! А тут приходит чиновник староства, выгоняет ее, как преступницу, из дому за измену мужа, заявляя, что она живет на панской земле… А весь Субботов должен перейти в собственность подстаросты! Выгоняют, словно из чужого двора, уничтожают плоды ее многолетнего труда и забот. Ведь пришла она в Субботов совсем молодой, трудилась, не щадя своего здоровья… Говорят, что она почти целый год болела. А умерла во время нападения подстаросты на вашу усадьбу, пан Хмельницкий. Говорят, что Чаплинский хотел поглумиться над ее трупом. Но ваши друзья и слуга или побратим, какой-то Полторалиха, проявили себя как настоящие воины, отбиваясь от захватчиков. Рассказывают, что они дрались, как рыцари!.. Хозяйку хутора похоронили по своему обычаю, сопровождаемые вооруженными кривоносовцами. Как будто сам подстароста едва не погиб от их сабли. Но казак только ранил его…
— А что с детьми? — простонал Богдан.
— Детей вместе с матушкой Мелашкой приютили монахини лесной обители. Полторалиха, этот настоящий рыцарь, тоже, очевидно, остался вместе с детьми. А казаки по лесам и оврагам подались, наверное, на Запорожье. Туда бежит ваш брат в трудную минуту. Об этом я докладывал королю, сообщаю и вам, пан Богдан.
— Очень признателен, пан Иероним, вам за откровенность. Отблагодарила меня шляхта. Змеиным жалом ужалила! Но я не подставлю второй щеки для удара. Теперь уж и мы померяемся силами, хоть секира палача и занесена над нашими головами. Будущее покажет, кто первый опустит ее… — воскликнул Богдан, ударив кулаком по дубовому столу.
На дворе темнело. Янчи-Грегор зажег свечи в канделябре, поставил на стол еще один жбан вина. Несколько раз переглянулись с Радзиевскнм, как заговорщики. Радзиевский заботился о спокойствии в корчме, и Янчи-Грегор заверил его, что все будет в порядке.
— Пан Хмельницкий должен взять себя в руки. Это в его интересах. Положение у вас сложное, по и не такое уж безвыходное. У вас есть сторонники даже в Варшаве… Очень жаль, конечно, что сейчас отсутствует Осолинский… Мы не считаем изменой разговор пана Хмельницкого с графом Конде. Да и вряд ли помогут разные прожекты поднять престиж короля в нашем государстве… — пьянея, утешал Радзиевский. — Трагедии наподобие той, которая произошла с Гамлетом, не так редки в этом суетном мире, пан Хмельницкий.
— А о чем пан говорит? Гамлет… ха-ха-ха! Поверишь и в Гамлета, не поняв всей трагедии человеческого рода в наш век! Боже праведный, куда смотрит твое всевидящее око?.. Хочу, должен, черт возьми, обязан встретиться с королем. И потребовать от него защитить меня, своего верного слугу. Когда мы нужны для ведения войны, тогда жалуют нас нежной рукой королевы, посылают на край света, на верную смерть. А когда заходит речь о наших интересах, тогда нами пренебрегают. Хватит, дослужились! Гамлет, уважаемый пан Иероним, напрасно искал какой-то особенной мести и этим впустую тревожил свою душу. А казаку, который с молоком матери впитал любовь к сабле, не долго думать, как отомстить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183