Да к тому же и осыпал дарами: подарил двойную нить крупного, с горошину, жемчуга, черного и белого, веер слоновой кости двух футов в поперечнике, венецианский серебряный ларец с крошечными филигранными ящичками, аптекарскую чашку из оправленной в золото древесины падуба — от мигреней. А подарки все несли и несли: надушенные ароматами перчатки, хлыст из белейшей кости и кожи, булавки и перья, кольца и милые пустяки от дам, придворных, от всех моих домочадцев. И, поскольку день развивался столь успешно, я, так и быть, разрешила себя утешить.Ближе к вечеру мы медленно возвращались из аллеи для катания шаров во дворец. От реки поднимался туман, тянулся тонкими пальцами, словно утопленник, тщетно пытаясь уцепиться.И вдруг меня пронзил озноб, я вся затряслась.— Ваше Величество, вы позволите?Робин сорвал с плеч тяжелый бархатный плащ и нежно опустил поверх моего. Я слабо улыбнулась:— Спасибо, милорд.Однако холод не отступал, сердце мое колотилось, поджилки дрожали, я не могла понять почему.Но стоило войти в Большой покой, я увидела и поняла, отчего похолодело мое сердце. Со шляпой в руке, с застывшим лицом ждал управляющий Робина из Оксфордшира, тот самый Форестер. При нашем появлении он упал на колени и склонил голову.— Говори же, говори! — Голос у Робина стал резкий и хриплый.Слуга, поднял голову; его черные глаза, словно закрытая книга, не сообщили ничего.— Милорд, простите, что привез вам дурные вести — пусть Господь укрепит вас и поможет выслушать то, что я скажу: ваша жена скончалась.— Моя жена?Он побелел как полотно.— Упокой, Господь, ее душу! Она отошла с миром? С ней был доктор, священник, дамы?— Увы, нет, сэр. — Лицо управляющего оставалось бесстрастным. — Трагическая случайность, милорд. Леди Эми осталась в доме одна, она оступилась на лестнице и упала. Мне грустно об этом говорить, милорд, но она сломала себе шею. Глава 9 Я не могла на него смотреть.День моего рождения…День смерти Эми…И все скажут, что это подстроил он.Без единого слова я оставила их и убежала в свои покои.Все мои женщины сделались серыми от страха, Мария Сидни, сестра Робина, была совершенно убита, кузены Фрэнсис Ноллис и Хансдон, все мои кавалеры онемели от ужасной вести — никто не решался произнести хоть слово. В королевских покоях я велела им оставить меня одну и закрылась в опочивальне. Упала на колени и, зарыдав, начала молиться: «Salvum me fac, domine: Спаси меня. Боже; яко дошли воды до души моея…Вошел во глубину вод, и быстрое течение их увлекает мя…» Спаси меня, Боже… (Пс. 68, 2 — 3)

.Я пыталась молиться за Эми: «Блаженны умершие в Боге, ибо они упокоятся от долгих трудов…»Однако страшные, укоризненные голоса не унимались.Кто это сделал?Как, это случилось? Кто подстроил?Только не он…А если не он, то кто же?Cui bono, как говорили римляне, кому выгодно?Я не решалась помыслить об ответе. Только фраза возникла в голове, еле слышная, словно музыка с дальних холмов: Chi ama, crede — кто любит, верит…Однако как все, кто глух к музыке эльфов, чьи уши слишком, нечутки и бренны, я не могла расслышать.И не могла верить.У меня не было причин полагать, что он знал заранее. Но всякий, кто прожил бы мою жизнь, разучился бы верить на слово. И я больше не могла доверять.Медленно уходили часы, моим придворным хватило ума не беспокоить меня. За окном скорбно прокричала сова. Близилась ночь, я промерзла до костей, до глубины души и знала: прежнее ушло, его не воротишь.Наконец стук, дрожащий, боязливый, и голос Кэт Кэри:— Ваше Величество…— Оставьте, Кэри, уйдите…— Мадам, это…— Уйдите!Пауза, затем другой голос, его и в то же время не его:— Госпожа, я пришел проститься: сегодня я уезжаю в Кумнор.Проститься?Он уезжает? Почему это слово, будто копьем, ранило мое сердце — ведь я не хочу его больше видеть, не хочу, чтобы он оставался?Впрочем, какая теперь разница?— Впустите лорда Дадли.Он вошел с видом слуги, которого только что отхлестал суровый хозяин. Едва различимый в сумерках, на негнущихся ногах подошел ко мне — я сидела в оконной нише, без свечей — и упал на одно колено.— Ваше Величество, дозвольте уехать. После того, что сообщили из Кумнора…Я не могла на него смотреть, однако заставила себя выговорить:— Что сообщили? Как она?..Он горько сверкнул глазами и тряхнул головой.— Хуже и быть не могло! — сказал он просто. — А я-то старался окружить ее надежными людьми! Вчера вечером она была одна — девушки и женщины ушли на ярмарку, пожилая дама дремала у себя в комнате, слуги возились на ферме — никого поблизости, никого, кто бы услышал.— Кроме вашего управляющего…— Он отпустил их на ярмарку. Дом был пуст.Уж не знаю, как это произошло, но в ту секунду я увидела все: преступление, преступника, даже жертву — маленькое, истощенное недугом тело Эми, неестественно распростертое у подножия лестницы, голова свернута набок, карие глаза мертво уставились в потолок…Управляющий Форестер.Человек, для которого одна маленькая смерть — ничто после воинской службы, где люди гибли вокруг и даже перед ним, захлебывались кровью на острие его меча. Плечистый, с большими руками — долго ли такому справиться, с маленькой больной женщиной, застигнутой врасплох, одной в пустом доме?Человек, которому не терпелось пробиться наверх, уставший выжидать, опасающийся, что хозяину придется ждать слишком долго, и тогда награда, которая бы возвеличила Робина на всю жизнь — и эта награда не я, но вся Англия, — достанется другому лорду, эрцгерцогу, королю Шведскому…Человек, которому хватило ума разглядеть, как выгодно расчистить хозяину путь, но не хватило чутья понять, что именно этот поступок сделает невозможным мой брак с его хозяином — отныне и вовеки…Нет, теперь нам не пожениться, даже не быть друзьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55