— Ну, душенька, — сказала я шутливо, потому что хотела, чтоб к ее бледным щекам прилило хоть немного доброй тюдоровской крови, — что вы скажете, если теперь мы подыщем муженька вам?Она через силу изобразила улыбку и слабым голосом ответила:— Я не хочу выходить замуж. Я счастлива оставаться девицей и служить Вашему Величеству.Что на нее нашло? Куда подевались прежние заносчивость и похвальба?— А, чепуха, — отрубила я. — Не говорите так. Мы найдем вам мужа, не бойтесь! Вот, отведайте пирога с дичью, выпейте доброго вина, это вас подкрепит.И все равно ее затравленный, нездоровый взгляд провожал каждый мой шаг.
Мне было не до Екатерининых капризов. Может, просто девичья дурь напала от жары — и жара эта действовала не на нее одну.Как ни старалась я глядеть в другую сторону, я знала, что глаза всего двора устремлены на Робина. Он теперь — вдовец. Женится ли он снова?Или заведет пассию?Чего ради я за ним слежу?И какое мне дело?Он все время находился рядом в присутствии и в моих покоях. Мило беседовал, был приятен и предупредителен в обхождении, порой даже шутил. Но я видела перед собой другого Робина, не того, которого я знала. Если я охотилась, он охотился со мной, но всегда держался позади.Если я заговаривала, тут же отвечал, если я танцевала, танцевал тоже.Но он больше не искал встречи со мной.А пока я изводилась этим и боролась с собой, наш и без того печальный двор посетила новая печаль — умерла бедняжка Джейн Сеймур.Как и Эми, она умерла совсем молодой.В один день, даже можно сказать, в одночасье — от оспы. Я рыдала о ней, двести плакальщиков по моему приказу присутствовали на отпевании в Вестминстере, все мои дамы и кавалеры провожали ее в последний путь.Я не знаю, чем была в то время моя собственная жизнь — живым умиранием или умирающей жизнью. Одно знаю точно — я не жила. Лето шло своим чередом, мы сбежали от жары в Гринвич, но и это не принесло облегчения. День за днем в небе, словно огромный гнойник, вызревала гроза.И вот однажды в полдень наступила тьма.Черные тучи расплылись по небу, как пролитые чернила. Из нашего высокого замка виднелся утонувший во тьме Сити. Только под вечер долгожданная гроза расколола чашу небес яростными ведьминскими языками молний.— Мадам, умоляем, идемте.Кэри, Анна Рассел и Мария Сидни с жаром уговорили меня подняться на самую высокую башню Гринвича.— Посмотрите, Ваше Величество, какой фейерверк!Небеса разверзлись, и стало видно, как молнии яростно бьют в купол собора Святого Павла. Из хлябей небесных на Лондон обрушились огненные шары — на деревья, на дымовые трубы, словно освещая последний день земли жутким, мерцающим светом, молниеносной яростью небес.— Господь гневается! — причитала рядом со мной зеленая от страха Екатерина, цепляясь за Леттис Ноллис. — Он видит наши прегрешения!Он карает нас!Впрочем, она не дождалась сострадания от Леттис, которая выросла, превратилась в смелую, дерзкую девушку и явно не испугалась грозы.Собор Святого Павла горел, пламя уже объяло колокольню. Жар был так силен, что плавились сами колокола, жидкая бронза выжигала тонзуры на головах тех, кто тщетно пытался их спасти.— Господи, помилуй! — пролепетала полумертвая от ужаса Екатерина.— Помилует он, как же! — рассмеялась Леттис, встряхивая рыжими кудрями. Откуда такая уверенность?То была страшная ночь. Я не спала, но под утро, когда начало проясниваться, вдруг задремала. Тем страшнее прозвучал на самой заре стук в дверь. Никто и никогда не посещал меня так рано. Почему стража его не задержала? В полутьме я услышала испуганный голос Кэт:— Кто это? Кто там?— Умоляю, передайте мадам, мне надо с ней поговорить.Голос… голос, который я знала лучше своего собственного.— Мое сине-зеленое домашнее платье. Кэт!И впустите милорда.Господи, как я его любила! До боли в глазах.Лицо его — такое бледное, такое прекрасное, взор устремлен на меня… Добро пожаловать назад, милорд… перед вами женщина, которая утратила себя, потому что утратила вас…А как же все то, что я выстрадала по его вине?Да, как же это?Мой голос был совершенно спокоен.— Лорд Роберт?Он шагнул ко мне. Похоже, он одевался без помощи слуги — наряд небрежен, камзол кое-как наброшен на плечи. Щеки небриты, синева под глазами говорит о бессонной ночи.— Миледи, тому, что я собираюсь сказать, нет прощения.У меня все внутри похолодело. Что еще стряслось?— Миледи, ваша стража доложит, что сегодня ночью в мою спальню приходила девушка.Значит, он пришел повиниться, покуда быстрая молва не достигла моих ушей и не погубила его безвозвратно.Рубаха у него на шее была не застегнута, и я видела мягкую ямочку меж ключиц.— Девушка?Он колебался.— Не служанка, нет, это была знатная дама.— Одна из моих?Кивок.— Одна из моих фрейлин?Он уронил голову.— Да.Я почернела от гнева, потом затряслась.— Говорите.— Миледи, все знают, как дорожите вы честью своих девиц. Но это правда, и я не думаю отпираться.Я должна знать.— Она приходила затем… зачем девушка приходит в спальню к мужчине?— Она… она попросила меня… хотела улестить… добиться моего расположения.— И вы?..Зачем я спрашиваю? Неужели я заслуживаю этой муки?Он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза.— Она предложила мне свое тело, предложила сделать с ней все, что я пожелаю…— И вы были с ней наедине в спальне…Он покраснел.— Сказать по правде, более часа.Я отбросила притворное самообладание.— Больше часа? Достаточно времени, милорд, чтобы…Он медленно и спокойно перебил:— Совсем недостаточно, учитывая то, что она хотела мне сказать и что молила передать вам. Эта девушка — вернее, бывшая девушка — ваша кузина и ближайшая родственника, леди Екатерина Грей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55