— Ваша милость, парча из Антверпена, пурпур из Браганцы, шелк цвета слоновой кости из Китая…— Мадам, честью ручаюсь, это паутинка, бабочкины крыльца, трепетание мотылька, дыхание ангела!Бог весть как им это удалось, но к середине января у Парри и Кэт были готовы четыре церемониальных платья. Дату назвал ученый астролог (его нашел Робин): он составил мой гороскоп и пообещал мне долгую жизнь под знаком восходящей — всегда восходящей Девы.
В назначенное утро Дева встала после бессонной ночи, но в том состоянии, когда усталость пропадает и чувствуешь себя бесплотной.— Нет, не надо ничего взбадривающего, Кэт, ни вина, ни пива, мне ничего не надо!Взглянув в мои сияющие глаза, Кэт оставила меня питаться воздухом и восторгами.И впрямь, я словно плыла из Тауэра в Вестминстер, сперва во дворец, потом в старое аббатство, где венчались на царство и похоронены мои отец и дед. Через Истчип, мимо собора Святого Павла, вниз по Ладгейт-хилл, вверх по Флит-стрит, по набережной вдоль Темзы меня несло по сплошной паутине, сотканной из криков толпы, пения хоров, колокольного трезвона, пушечной пальбы, грохочущей, как при конце света.— Вы должны показаться народу, миледи! — объявил Робин.И я показалась — парящая над толпой в платье из золота и серебра, в паланкине, обитом белым атласом, на восьми подушках белого атласа, расшитых золотом.Золотом? Мы купались в золоте, мы ехали в золоте и по золоту. Я восседала на раззолоченных носилках, под златотканым балдахином, который поддерживали четыре лорда; даже мулы, которые несли паланкин, были обвешаны золотом — золотые уздечки, золотые попоны, золотая сбруя. За мной ехал Робин, тоже в золоте, на черном скакуне, чтоб оттенить безупречную масть моей молочно-белой кобылы, которую он вел за золотые поводья на случай, если в ней возникнет надобность.Впереди ехала верхом многочисленная свита: придворные, судьи, духовенство и чиновники.Рядом со мной восседал на коне лорд-мэр с золотым скипетром, по другую руку от него — герольдмейстер Ордена Подвязки с золотой державой. Сзади шел лорд Пембрук с поднятым мечом государства: на тяжелых, позолоченных зимним солнцем ножнах сверкали бесчисленные жемчужины. Возле носилок маршировали парламентские приставы, рядом — королевские пенсионеры, рядом — лейб-гвардия в новых алых бархатных камзолах с золотыми и серебрянными блестками, позади — сорок моих дам, разодетых в парчу и багрянец, ибо мы перевернули всю Англию, да что Англию, весь мир в поисках всего самого лучшего!И наконец, народ… О, мой народ, никогда я его так не любила! Тысячами, десятками тысяч, с осунувшимися от холода синими лицами, люди выстаивали под утренним снегом, в дорожном месиве, чтобы приветствовать мой кортеж.— Взгляните на ее милость! — рыдала женщина. — Взгляните на ее благословенный лик!— Долгой жизни и радости! Всех благ королеве Елизавете!— Спасибо! — кричала я в ответ. — Вот увидите, я буду вам хорошей королевой и госпожой!На колени мне летели букеты и бутоньерки из сухих бессмертников, вереска и тимьяна. Престарелая дама бросила пучок розмарина. Розмарин — это для памятливости: как навязчиво этот запах воскрешает прошлое! Бери, дружок, и помни! Я оглянулась на Робина и по его глазам поняла: он тоже вспомнил.— Господь да благословит Ваше Величество!— Храни вас всех Господь, — отвечала я, — и спасибо от всего сердца!— Благодарение Богу, что вы есть, госпожа!Молитвы и благословения, приветствия и пожелания счастья сыпались золотым дождем.И золото, кстати, тоже — у Чипсайд-кросс лорд-мэр Лондона вручил мне алый атласный кошель с тысячей марок золотом. Однако лучший подарок — тот, что не купишь ни за какие деньги, — слабый выкрик одного дряхлого старика:— Я вспоминаю старого короля Гарри Восьмого! Теперь Англия снова заживет весело!И пантомимы, сценки на каждом углу — милое и наивное выражение преданности и гордости! У Малого канала — живая картина: старец с косой и в саване, рядом — хорошенькая девица.— Эй! Остановите паланкин! — крикнула я. — Что это значит?— Она, с разрешения Вашего Величества, изображает Истину, дочь старика-Времени, — последовал ответ.— Времени! — Я весело рассмеялась и помахала старику. — Воистину время привело меня сюда!Во дворце я сменила золотое и серебряное платье на королевское алое — как сердцевина розы, как любовь, как кровь. Вырезанное под самое горло, с маленьким плоеным воротником из снежно-белой камки, оно было обещанием целомудренной скромности, этакой неосыпавшейся розой, и в нем я по пунцовому ковру двинулась к аббатству.И тут, в решающий момент, силы мне изменили. Я дрожала как осиновый лист. От приторно-сладкой волны ладана у входа меня чуть не стошнило. Я тряслась, не в силах ступить и шагу, все мои члены охватил девственный трепет.— Мужайтесь, Ваше Величество! — раздался хриплый шепот у самого уха.Графы Шрусбери и Пембрук поддерживали меня под руки, их супруги несли мой шлейф.И все же я вздрогнула, вступая в аббатство, когда холодная сводчатая огромность взорвалась светом и шумом, озаренная тысячей тысяч свечей, наполненная громогласными выкриками тысячи тысяч глоток.Однако в алтаре мы остались одни — я, старик епископ… и Бог…Да, Он был здесь, в какое-то бессмертное мгновение я ощутила Его близость!Не верите? Не думаете, что Он освятил своим присутствием меня, мое помазание, благословил мою страну и мое правление?Он был здесь: я знала, я чувствовала, Он вдохновил меня на мой путь. Ибо с этой секунды мне предстояло стать королевой — и я, словно невеста, жаждала обнять свое предназначение, слиться с ним, отдаться душой и телом…Шаг за шагом женщины готовили меня к этой секунде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55