— Они знали, что рискуют, соглашаясь на поединок, — возразил Турель. — Все знали. Конечно, правила могли нарушаться — ведь с каждой стороны участвовало по сотне людей и поединки непрерывно шли три дня с утра до вечера. Но это была честная битва.
— Отец и брат не пали бы в честной битве. Ты надеялся выбить всех мужчин рода Вареннов. — Глаза Гастона от гнева стали узкими щелками. — Сколько времени ты к этому готовился, Турель? Годы?
Турель выпрямился, его лицо выражало оскорбленную невинность.
— Если бы в мои намерения входило убить вас всех, ты бы не стоял сейчас передо мной.
— Представляю твое разочарование, когда меня не оказалось на турнире.
— И где же ты был, Черное Сердце? Почему не приехал с ними? Почему нарушил свое слово?
Уколы Туреля достигли своей цели: Гастона охватило горькое чувство вины за смерть родственников.
— Я дал клятву и сдержу ее, — недобро улыбаясь, сказал он. — Души отца и брата взывают к справедливости. Вдова брата взывает к справедливости. Крестьяне, чьи дома и поля оказались разграбленными и сожженными, взывают к ней же. — Гастон чуть отодвинулся от стола. — Так вот, я поклялся, что верну все земли, которые ты отнял, и заставлю тебя заплатить за кровь, которой ты обагрил свои руки.
Турель схватился за ножны, но те были пусты. Изрыгая ругательства, он перепрыгнул через стол и готов был броситься на противника; тот мгновенно принял боевую стойку. Но не успели они нанести первые удары, как раздался громовой голос:
— Остановитесь!
Соперники замерли, обернулись и поняли, что помешал им сам хозяин шатра. Выражение его лица совершенно не соответствовало прозвищу, данному ему: король Филипп Красивый.
Гастон медленно опустился на одно колено и поклонился:
— Сир…
Турель сделал то же самое.
— Поднимись, Гастон! — приказал король громким, дрожавшим от гнева голосом. Казалось, он перекрыл раскаты грома. — Поднимись, герцог Ален!
Гастон выпрямился. Его не испугали грозный взгляд и мощный голос короля: он не испытывал угрызений совести и не жалел, что участвовал в войне.
— Садитесь оба! — велел король, сбрасывая отороченную мехом мантию и осыпая все вокруг дождевыми каплями.
Гастон и Турель молча, хотя и с неохотой, выполнили приказание.
Король подошел и остановился у стола на одинаковом расстоянии от обоих, переводя взгляд с одного на другого.
— Я каждому из вас направил послания, но вы не соизволили на них ответить, — начал он тихим голосом, но его показное спокойствие никого не обмануло. — Две недели назад я еще раз потребовал от вас прекратить междоусобицу, но и этот мой призыв вы не услышали. Неужели вы думаете, что ваши прошлые заслуги позволяют вам пренебрегать мнением вашего короля? — Он с такой силой ударил кулаком по столу, что, не будь он сделан из крепчайшего дуба, от него остались бы одни щепки.
— Сир, — попытался возразить Турель, — мои права…
— Молчать! — оборвал его король. — Не желаю больше слушать ни о правах, ни о вероломстве, ни о турнирах, закончившихся не так, как ожидалось. Я уже принял решение по вашему делу. У него будет только один исход — мир.
— Мой повелитель, какой мир может быть с человеком, не знающим законов чести?.. — не согласился Гастон.
— Время требует от нас этого, Гастон. — Король грустно улыбнулся. — Оказывается, мир можно заключить с кем угодно. Ради мира два года назад я отдал собственную сестру за английского короля.
— Сир!.. — воскликнул Турель, оскорбленный тем, что его могли заподозрить в бесчестности и… сравнить с англичанами. — Ведь именно я оказался пострадавшей стороной. Не я начал войну, в которой мне пришлось лишь защищаться. Этот разбойник без предупреждения вторгся в мои владения!
— А что бы сделал ты на его месте? — прервал его король. — На месте простого рыцаря, выступившего против герцога, у которого вдобавок куда больше и богатства, и людей? Расчет на неожиданность принес ему успех. Ведь не за хорошие манеры Гастону дали прозвище Черный Лев. И не один раз, пользуясь его советами, я одерживал победы в сражениях. Тебе следовало бы помнить это.
Если слова короля и наполнили душу Гастона гордостью, она мгновенно испарилась, когда Филипп направил на него разъяренный взгляд.
— Но если бы этот рыцарь, кроме военной хитрости, обладал еще и мудростью, — продолжал Филипп, — он должен был бы знать, что обязан остановиться, когда того требует король.
— О мой повелитель, если бы вы тогда были здесь, я бы все объяснил!.. — начал оправдываться Гастон. — Мне кажется, вы не совсем понимаете…
— Нет, Гастон, это ты не понимаешь, что происходит. Здесь, на севере, откуда до неспокойной границы с Фландрией всего один день пути верхом, мне не нужны своенравные подданные, погрязшие в распрях. Мне нужны верные вассалы, готовые отразить нападение врага на мои владения. — Он оглядел обоих собеседников и выпрямился во весь рост, демонстрируя истинно королевскую стать. — Не время сейчас делиться на аквитанцев, орлеанцев, туренцев и артуанцев: каждый — за свою провинцию, каждый — за самого себя. Пришло время отказаться от старых обид и старых претензий. Мы должны стать французами и вместе сражаться за Францию!
Ответом ему было молчание, нарушаемое только стуком дождевых капель по куполу шатра. «Если своими словами Филипп Красивый хотел превратить ненависть и вражду в патриотический пыл, — угрюмо думал Гастон, — то ему это не удалось».
Король еще более помрачнел.
— Я не требую от вас понимания — я требую повиновения. И я добьюсь вашего примирения. — Он сложил руки на груди. — Я принял решение. Ты, Ален, получишь земли, обеспеченные правами по материнской линии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114