– Я знаю.Ее простой ответ обескуражил его. Он ничего не знал, а когда увидел запись, почувствовал себя так, словно получил удар в солнечное сплетение.Вчера ночью он сидел в темной спальне и смотрел пленку. Когда он нажал на кнопку, на экране появилась голая стена офиса Джорджи и раздался негодующий голос Чаз:– У меня полно дел. И нет времени для всякого дерьма.В кадр вошла Джорджи. Волосы разделены на прямой пробор и откинуты назад. Почти никакого макияжа: немного тонального крема, совсем нет туши, глаза чуть-чуть подведены карандашом… и шокирующе алый рот, какого никак не могло быть у Элен. Скромный черный жакет, белая водолазка и несколько ниток причудливо перепутанных черных бус.– Мне некогда, – ныла Чаз. – Нужно готовить ужин.Джорджи ответила ледяным, повелительным взглядом. Куда девалась ее обычная дружелюбно-щенячья манера?– Делай, как тебе велено.Чаз пробормотала что-то неразборчивое и осталась на месте. Грудь Джорджи едва приподнимала ткань жакета. И тут улыбка, гребаная улыбка пестика для колки льда, искривила ее губы, и алый рот оказался удивительно к месту.– Думаешь, что способен смутить меня, Дэнни? Но я никогда не смущаюсь. Смущение – удел неудачников. А неудачник – это ты. Не я. Ты ноль. Ничто. Мы все знали это, даже когда ты был ребенком.Голос был тихим, убийственно спокойным и очень сдержанным. В отличие от других пробовавшихся на роль актрис она не вкладывала в речь никаких эмоций. Ни прикушенных губ, ни заломленных рук. Все очень скупо.– В этом городе у тебя не осталось ни одного друга. Но ты по-прежнему воображаешь, что обставил меня…Слова так и лились из алого рта, холодная ярость скрывалась за красной как кровь улыбкой, обличавшей эгоизм, коварство, ум и полную убежденность в том, что она заслужила все, что может схватить, сграбастать и сцапать.Брэм зачарованно смотрел на экран, пока эта улыбка не замерзла черным льдом у нее на губах.– Помнишь, как издевался надо мной тогда, в школе? Как громко смеялся? Ну? Кто смеется последним, жалкий шут? Кто смеется теперь?!Камера продолжала снимать, однако Джорджи не двигалась. Просто ждала. В ее фигуре чувствовалось спокойствие, неуловимая гордость и стальная решимость.Камера дернулась, и Брэм услышал голос Чаз:– Иисусе милостивый! Джорджи, это было…Экран погас.Теперь Брэм смотрел на Джорджи, стоявшую здесь, в белоснежном патио: волосы стянуты в неряшливый узел, на лице ни грамма макияжа, полотенце волочится по полу… и на секунду вдруг показалось, что он встретился с расчетливым взглядом Элен. Упрямым. Циничным. Проницательным. Ничего, сейчас он все исправит.– Сегодня утром я разбудил Хэнка и заставил просмотреть запись еще до того, как он выпил кофе.– Неужели?– Его словно обухом по голове ударили. В точности как меня. Ни одна актриса из тех, что мы просмотрели, не сыграла так, как ты. Эта сложность, эта скрытая насмешка…– Я комедийная актриса. Юмор – моя вторая натура.– От твоей игры просто мороз по коже.– Спасибо.Ее странная сдержанность лишала Брэма равновесия. Он ожидал, что Джорджи обрадуется и скажет, что именно этого ожидала, но она молчала. Он попытался еще раз:– Ты отправила Скутер Браун в небытие.– Как и намеревалась.Джорджи, похоже, не сознавала, к чему он клонит, поэтому Брэм решил расставить все точки над i:– Роль твоя.Вместо того чтобы броситься в его объятия, она отвернулась.– Мне нужно принять душ. Устраивайся, а я пока оденусь. Глава 25 Джорджи закрылась в ванной и подставила лицо под струи теплой воды, омывавшей тело. Она доказала, на что способна. Но это ничего не значило. Потому что она и раньше знала, что может сыграть эту роль. И отныне не нуждалась ни в чьем одобрении, кроме собственного. Ну и как теперь насчет самостоятельности?Выйдя из кабинки, Джорджи натянула белые шорты и голубую блузу, которые надевала утром, и провела расческой по мокрым волосам. Пора было идти к Брэму и как-то объясниться, но она не могла заставить себя сделать это. Ей требовалась помощь самой преданной спутницы.В прохладной гостиной с выбеленными стенами и изразцовым полом стояли коричневые плетеные стулья с голубыми подушками. Каждое утро она раздвигала стеклянную перегородку, ведущую в патио. Правда, при этом в дом забегали гекконы, но Джорджи не возражала. Как-то она прочла, что некоторые особи размножаются партеногенезом, без участия самцов. Вот если бы и ей так!Брэм разыскал в холодильнике графин с охлажденным чаем и сел, положив ноги на журнальный столик, со стаканом в руке. Он услышал шаги, но даже не поднял глаз.– Похоже, ты вовсе не рада результатам кастинга. А я думал…– Очевидно, мне всего лишь хотелось доказать себе самой, что я могу играть не только комедийные роли, – прощебетала Скутер, самая лучшая подруга Джорджи. – Кто ожидал от меня такого?– Это тот счастливый шанс, которого ты ждала.– Да, но…Услышав нерешительные нотки в ее голосе, Брэм обернулся. Джорджи подняла руку:– Мне нужно кое-что тебе сказать. Тебе это вряд ли понравится, но я ничуть не рада. Можешь называть меня как хочешь: я возражать не стану.Брэм поднялся с дивана и приблизился к ней.– Ты не будешь жить у Трева. Я не шучу, Джорджи. Я выполнял каждое условие брачного контракта, так что не мешает тебе сделать то же самое.– Ты выполнял их не из благородства, а по своим эгоистичным мотивам.– Не важно, – отрезал Брэм. – Я выполнил свою часть сделки. Тебе придется выполнить свою, или ты не та женщина, которой я тебя считал.– В принципе верно, однако… – Сейчас она распустит язык как последняя идиотка, каковой и является. Карты на стол, Скиппер. Она поправила лежавший на столе журнал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121