Джорджи и не подозревала, насколько интереснее не стоять перед камерой, а снимать самой.Она нашла Чаз в кухне, где та делала имбирно-чесночный маринад.Увидев Джорджи, Чаз положила нож на листья чеснока и отвернулась.– Уберите камеру! – попросила она.– Почему ты не позволяешь помочь тебе? Мне скучно, – ответила на это Джорджи.Она прошлась по кухне, любуясь хорошо организованным хаосом.– Идите снимайте уборщиц. Вас, кажется, это очень развлекает.– Да, мне нравится говорить с ними. Я, например, узнала, что Соледад посылает большую часть денег в Мексику, матери, и поэтому вынуждена жить вместе с сестрой. Их там шестеро, в однокомнатной квартире, можешь себе представить?Чаз снова взяла нож и приготовилась резать чеснок.– Подумаешь! Она зато не спит на улице.– А ты что, спала на улице? – насторожилась Джорджи.Чаз низко опустила голову.– Я ничего подобного не говорила.– Зато рассказывала, как тебя уволили, после того как ты попала под машину и сломала руку. – Джорджи подняла камеру. – И я знаю, что тебя обокрали. Остальное вполне можно додумать.– На улицах полно бездомных детей. И ничего с ними не делается.– Все же тебе, должно быть, пришлось трудно. Столько грязи, и никакой возможности прибраться.– Ничего, я справилась. А теперь уходите. Я серьезно. Мне нужно сосредоточиться.Джорджи и сама чувствовала, что пора уйти, но бурные эмоции, кипевшие под непробиваемым с виду фасадом Чаз, с самого начала влекли ее, и почему-то казалось жизненно необходимым запечатлеть все на пленку. Сейчас она решила сменить тему:– Ты нервничаешь потому, что приходится готовить больше чем на одного человека?– Я практически каждый вечер готовлю больше чем на одного человека, – возразила Чаз и ссыпала нарезанный чеснок в миску, где уже лежал очищенный имбирь. – Я ведь и на вас готовлю, если помните.– Но для меня ты готовишь без души. Честное слово, Чаз, у тебя даже десерты выходят горькими на вкус.– Неправда! – возмутилась Чаз, резко вскинув голову.– Это всего лишь частное наблюдение. Брэму твоя еда нравится, и Мег тоже. Но с Мег ты, похоже, подружилась, а вот со мной…Чаз плотно сжала губы и принялась быстро шинковать ножом зелень.Джорджи подошла вплотную к столу:– Смотри, будь осторожнее. Великие повара знают, что настоящая еда – это не просто смесь ингредиентов. В твоих блюдах отражается не только твоя сущность, но и твое настроение и отношение к другим людям.Барабанная дробь ножа на мгновение стихла, но потом возобновилась.– Я в это не верю.– В таком случае почему твои десерты так горьки на вкус? – тихо спросила Джорджи. – Это ты меня так ненавидишь… или себя?Чаз отбросила нож и уставилась в камеру. Ее обведенные черным карандашом глаза были широко открыты.– Отцепись от нее, Джорджи! – раздался с порога голос Брэма. – Бери свою камеру и проваливай.– Ты все ей рассказал! – набросилась на него Чаз.Брэм вошел в комнату.– Ничего я ей не рассказывал.– Тогда почему она от меня не отстает? Она что-то знает, ты ей рассказал!Гнев и ненависть Чаз к себе стали почти чертами характера, и Джорджи хотела разобраться, в чем дело, заснять ее историю на пленку как предупреждение для всех молодых девушек, поглощенных собственными планами.– Да очнись же! Она все узнала от тебя самой. Это ты не сумела удержать язык за зубами! Сама все ей выложила! – возмутился Брэм.Джорджи снова приказала себе убираться, но ноги отказывались подчиниться. Неожиданно для себя самой она сказала:– Я знаю, ты не единственная девушка, приехавшая в Лос-Анджелес, которой пришлось выживать любым способом. Наверняка тебе приходилось несладко.Чаз судорожно сжала кулаки.– И все же я не была шлюхой. Ведь именно об этом вы подумали, верно? Что я была чем-то вроде уличной шлюхи.Брэм окинул Джорджи убийственным взглядом и подошел к Чаз.– Не обращай на нее внимания. Ты не должна ни перед кем оправдываться.Но что-то сломалось в душе Чаз. Словно прорвалась плотина. Она смотрела только на Джорджи. Зубы ее обнажились в зверином оскале.– И я не продавала наркотики! И сама не сидела на игле! – прорычала она. – Никогда! Мне всего лишь нужно было жилье и нормальная еда!Джорджи выключила камеру.– Нет-нет! – воскликнула Чаз. – Включите-включите! Вы же так сильно хотели это услышать! Так что включайте.– Да нет, не стоит. Я не…– Включайте, – свирепо прошипела Чаз. – Это важно. Сделайте так, чтобы это стало важным для всех.Руки Джорджи затряслись, но она поняла и вновь направила камеру на Чаз.– Я была грязной, голодной и все время таскала вещи с собой, – говорила Чаз.Сквозь объектив Джорджи наблюдала, как слезы пробиваются сквозь черную дамбу ресниц Чаз.– Я голодала. День, потом еще день. Я, конечно, слышала о благотворительных кухнях, но не могла заставить себя туда пойти. Постепенно я начала сходить с ума от голода, и в какой-то момент мне пришла мысль, что лучше продавать себя, чем жить на подачки благотворителей.Брэм попытался погладить Чаз по спине, но она оттолкнула его руку.– Я твердила себе, что пойду на это только один раз и возьму за услуги столько, сколько нужно, чтобы продержаться до того времени, пока не снимут гипс с руки. – Ее слова, как камешки, летели в камеру. – И вот я решилась… Он был старик. И согласился заплатить две сотни баксов. Но когда все было кончено, вытолкал меня из машины и укатил, не дав ни цента. Меня долго рвало. – Губы Чаз сжались в горькой усмешке. – После этого я усвоила, что нужно брать деньги вперед. По большей части двадцать баксов, но я не… я никогда не употребляла наркотики и заставляла этих типов надевать презервативы. Поэтому не походила на других девушек, которые кололись и плевать на все хотели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121