В едином порыве их пальцы сомкнулись, побежали по щеке, по горлу, по плечу. Ладонь Эмерелд коснулась его сердца, и она ощутила его биение под своими пальцами. Он был великолепным мужчиной. Он был ее ирландским принцем. Он наклонился, собираясь поцеловать ее, но, почти уже коснувшись ее губ, Шон превратился в Джозефа О'Тула: «Я решил взять тебя. У меня есть Эмбер, но и тебя я хочу тоже!»
Эмма проснулась с ощущением вины, потому что во сне ей хотелось уйти с ним, чтобы встретиться с матерью.
— Я ненавижу Ирландию и ирландцев! — прошептала она. Раньше Эмма ни к кому не питала ненависти, но теперь она хорошо узнала это черное чувство. Она ненавидела Ирму Бладжет, своего отца, она ненавидела О'Тулов и втайне она ненавидела собственную мать.
Когда Эмбер пришла в себя, после отъезда Монтегью и детей прошел целый день и ночь. Она еще не знала, что у нее вывихнуто плечо, сломаны три ребра и отбиты почки. Попытавшись сдвинуться с места, женщина ощутила такую боль, что ей осталось только лежать в надежде, что кто-нибудь придет ей на помощь.
Снова спустилась ночь, Эмбер так страдала от жажды, что, собрав все силы, поползла к двери, но обнаружила ее запертой. До восхода солнца Эмбер то впадала в забытье, то опять приходила в себя.
Опираясь на левую руку, она проползла через комнату к медному кувшину с дельфиниумами. Женщина поставила в него цветы, ожидая приезда Джозефа. Неужели это было только вчера? Казалось, прошла целая вечность. Эмбер выбросила увядшие цветы и поднесла кувшин к губам. Вкус оказался настолько отвратительным, что она выплюнула первый глоток, но, понимая, что ничего другого ей не остается, заставила себя проглотить солоноватую застоявшуюся жидкость с тошнотворным металлическим привкусом.
И тут Эмбер вспомнила о графине с коньяком, который Монтегью держал в буфете вместе со своим хлыстом для верховой езды. Женщина встала на колени и дотянулась до полки. От боли она чуть было не уронила графин. Дрожащей рукой Эмбер поднесла его к губам и отпила немного крепкого напитка. Ярко-красная роза расцвела у нее в груди, и, пока она пила янтарную жидкость, ее боль, казалось, уменьшалась.
С помощью медного кувшина Эмбер удалось сломать замок в двери спальни. На это ушло много времени и все ее силы. Отдышавшись, она кое-как натянула единственную одежду, которая у нее оставалась, — ту самую, что Джозеф снял с нее, когда они, не ведая ни о чем, занимались любовью в последний раз. Она с вызовом надела янтарные серьги, подаренные ей Джозефом.
Два пролета лестницы оказались таким тяжелым испытанием, что она едва проползла их на животе, дюйм за дюймом. Сундуки со всеми ее вещами, сложенные в холле, исчезли, и Эмбер поняла, что у нее осталось только то, что на ней надето. Опираясь на левую руку, она встала на ноги, чтобы взглянуть в зеркало в холле, и в ужасе отшатнулась при виде своего отражения. Ее лицо от лба до подбородка почернело от ударов. Оторвавшись от столика, она упала на правое плечо. Боль от удара едва не заставила ее снова потерять сознание, но она выдержала. Болезненные ощущения не утихали, но Эмбер поняла, что плечо встало на место.
Кладовая оказалась пустой. Слуги тщательно все убрали, прежде чем уйти. В огороде она нашла только лук-сеянец и петрушку, но съела все, что было съедобным. Сломанные ребра не позволили ей напиться из колодца, но в ведре на самом дне оставалось немного свежей воды, и она жадно выпила ее.
Эмбер знала, что должна добраться до Ирландии, до Джозефа. Он оставался ее единственной надеждой. Уже стемнело, когда она с огромным трудом преодолела почти две мили до деревни и в изнеможении опустилась на песок, дожидаясь рассвета, когда рыбацкие лодки выходят в море. Рыбаки уставились на нее как на привидение, пока один из них, живущий на Англси, не узнал ее. Они перевезли ее через море обратно на родину, куда ее нога не ступала семнадцать лет. Эмбер сняла свое золотое обручальное кольцо и с силой вложила его в руку мужчины, когда он помог ей сойти на берег.
— Благодарю вас, оно мне больше не понадобится, — прошептала она.
Глава 9
«Сера-1» вошла в устье Темзы ближе к вечеру и плыла по широкой реке мимо Тауэрской пристани и нависшего над водой лондонского Тауэра. У старого здания таможни судно осмотрели и разрешили пришвартоваться в лондонской гавани.
— Я думаю, нам надо подыскать собственное жилье, а не пользоваться гостеприимством Монтегью, — заявил Джозеф.
Хотя Шон мечтал о новой встрече с Эмерелд, он искренне согласился, что Джозефу лучше не жить под одной крышей с Эмбер Монтегью.
— Пока нам не удастся здесь как следует оглядеться, лучше хотя бы пару дней не сообщать Хитрому Вилли, что мы здесь.
Но Хитрый Вилли знал об их приезде уже через час. Он получил записочку с таможни и еще одну из конторы военного-морского флота неподалеку от Тауэрской пристани о том, что О'Тулы прибыли на борту своей шхуны «Сера-1».
Шон и Джозеф как раз вытаскивали свои сундуки на палубу, когда корабль Адмиралтейства «Защита» подошел к якорной стоянке рядом с их судном. На палубе стояли Уильям Монтегью, его сын Джон и племянник Джек.
— Надо же, какая встреча, — сердечно окликнул их Уильям. «Черт бы тебя побрал», — подумал Шон.
— Я и понятия не имел, что вы будете в Лондоне в этом месяце, но вы здесь самые желанные гости. Все ли в порядке в Грейстоунсе?
— Лучше и быть не может, — ответил Шон, прежде чем Джозеф успел открыть рот. Если эта свинья приложила руку к их неприятностям, он скоро это выяснит.
— Джек, Джон, несите их вещи на борт, — скомандовал Монтегью, и молодые люди немедленно сошли с корабля, чтобы исполнить приказание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125