Его стальные глаза подсказали ей, какой привлекательной он ее находит.
А Эмерелд, глядя на смуглую мощную стать Шона, потеряла голову от его близости. Он научил ее чувствовать, ценить красоту красок и звуков, наслаждаться каждым мгновением, отделяя его от прошлого и будущего.
Шон подал ей руку, и они вместе бросились в воду, окунувшись в волшебное царство. Эмерелд ощутила, как напряглось ее тело, как забурлила кровь от радости, как возбуждение охватило ее, как сердце переполнилось любовью. Они здесь, вместе, это настоящее совершенство… совершенное настоящее.
Охваченные восторгом, они плавали и плескались. Эмерелд вскарабкалась на спину Шону, ее руки обвили его за шею, и он глубоко нырнул, изображая дельфина для своей Ундины. Под водой они играли и целовались, чувствуя, что окружающий мир исчез, оставив их в покое в этом рае для двоих. Они не боялись воды, их игра была бурной и опасной, достигая вершин радости и свободы, пока наконец Эмерелд не бросилась, забыв обо всем, в объятия Шона.
Он поднял ее на край бассейна и сам устроился рядом. Когда он крепко обнял ее, Эмерелд почувствовала такой сильный прилив доверия и любви, что прошептала:
— Только ты можешь так крепко обнимать меня, а я все равно чувствую себя свободной.
С общего молчаливого согласия они нашли свою одежду там, где оставили, и вышли из бриллиантовой пещеры на горячее солнце. Коралловый песок манил к себе, и они не в силах были противостоять этому языческому искушению. Эмерелд легла на спину и блаженно раскинула руки и ноги, позволяя жару песка проникнуть в ее тело.
Она закрыла глаза и ощутила, что никогда не будет чувствовать себя счастливее, чем в этот миг. Шон Фитцжеральд О'Тул стал для нее ее вселенной. Она не могла себе представить, что не знает его, не видит гибкие движения его тела, не слышит, как его низкий голос шепотом произносит ее имя. Без него она чувствовала себя потерянной, он давал ей ощущение завершенности. Никаких сомнений — такая любовь продлится вечно.
Эмерелд лежала на сахарно-белом песке в лучах солнечного света, под мягким морским бризом, играющим ее темными кудрями. Восхитительное чувство предвкушения поднималось в ней, ее переполняли радость, ожидание счастья, потому что она знала — скоро, очень скоро он займется с ней любовью.
Она не открывала глаз, пока не ощутила трепетание, словно бабочка крылом прикоснулась к краешку ее губ. Эмерелд улыбнулась про себя и медленно подняла ресницы. Он стоял на коленях, пристально глядя на нее, в его темных стальных глазах плясали веселые искорки. Не опуская глаз, она медленно встала на колени рядом с ним.
Им не требовались слова, им хотелось только прикасаться друг к другу, и это желание было сродни голоду. В едином порыве их пальцы сомкнулись, побежали по щеке, по горлу, по плечу. Ладонь Эмерелд коснулась его сердца, и она ощутила его биение под своими пальцами.
Он был великолепным мужчиной. Он был ее ирландским принцем.
Шон наклонился, собираясь поцеловать ее, и, когда был уже совсем близко, Эмерелд прошептала его имя, стремясь к нему всей душой:
— Шон, Шон.
Его губы прижались к ее шее, чтобы не мешать ей произносить его имя.
— Твоя кожа, как горячий шелк. Мне нравится прикасаться к тебе и целовать тебя, когда ты нагрета солнцем. — Кончики его пальцев пробежали по ложбинке между ее грудями, спустились вниз к талии и нырнули между ног, чтобы прикоснуться к спрятанной там жемчужине. Шон поднес палец к ее губам. — Попробуй, — шепнул он.
Она лизнула, пробуя себя на вкус, и стала следить затуманившимися глазами, как он слизывает ее сок со своих пальцев. Все, что он делал, всегда заставляло ее почувствовать себя дикой и распутной.
Шон уложил ее на песок, прогретый солнцем, и ее длинные локоны рассыпались темным ореолом вокруг личика в форме сердечка. Его глаза почернели от страсти. Он так хотел обладать ею, что это превращалось в наваждение. Шон говорил себе, что все оттого, что их время течет, как песок. Обстоятельства заставляют его насладиться этой женщиной, пока они вместе.
Если только… он сцепил пальцы и не дал себе закончить. О'Тул заставил себя перестать думать. Он мог видеть, слышать, обонять, чувствовать на вкус и прикасаться. Этого должно быть достаточно. Ему не следует все осложнять своими мрачными мыслями. Дочь Монтегью может зачать через несколько месяцев или через год. Ему пока не нужно возвращать свою пленницу назад.
Он научил ее жить одним мгновением, наслаждаться здесь и сейчас. В эту секунду они вместе. И только это и имеет значение. Он сделает так, что тысячи дней и ночей превратятся в один солнечный незабываемый час. Желание все сильнее охватывало его, но он придержал его, чтобы подарить удовольствие Эмерелд.
Он не рассчитывал на то, что ее страсть разгорится таким огнем. Женщина высоко подняла ноги, обхватила его и выгнулась так высоко, что его твердый, пульсирующий член вошел в нее. Он сам научил ее не задумываясь брать то, что хочется, и ему доставляло огромное наслаждение, что Эмерелд требует все то, что он в состоянии дать ей.
Шон знал, что ей нравится больше всего, поэтому снова и снова погружался в нее и выныривал, с каждым разом проникая все глубже, пока она не начала задыхаться, извиваться и не вцепилась в него с протяжным стоном. Каждый раз, как он выходил из ее лона, тело Эмерелд словно оплакивало потерю, пик наслаждения отступал, но Шон немедленно возвращался, и она поднималась все выше и выше к вершинам экстаза.
Никогда еще их плоть не пылала так, как в этот раз, когда они любили друг друга на горячем песке и сверкающее солнце обрушивалось на обнаженные тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125