Все не то, все не так и не туда, думал я, чуть не падая в обморок от жары и снова занося и опуская кулак.Про ключ в кармане я просто забыл. Я дубасил в дверь и звал Миллера — сперва вполголоса, а потом во всю глотку. И наконец, когда производимый мною шум заставил одного из постояльцев пересилить страх и выглянуть в коридор, я понял, что пора остановиться и успокоиться, ибо дело тут явно не в жаре. Взяв себя кое-как в руки, я перестал барабанить и на миг задумался. Это ни к чему не привело и ситуации никак не изменило. За дверью было тихо — ни звука. То ли он уже ушел, и сонный олух за конторкой прозевал его, то ли еще не очухался. Радуясь своей бесцеремонности, я извлек из кармана ключ и отпер дверь.Никуда Миллер не ушел. Он по-прежнему был распростерт на кровати, но уже не храпел. И не дышал. Я понял это еще на пороге, сам не знаю, почему. Не было ни следов крови, ни других признаков насильственной смерти. Но я знал — Карл Миллер мертв.Все мои раны заболели с удвоенной силой. Температура в комнате поднялась градусов, наверно, до тридцати пяти. Всё — и в первую очередь инстинкт самосохранения — приказывало мне выйти и закрыть за собой дверь. Тут я напомнил этому всему — и инстинкту, конечно, тоже, — что портье, во-первых, наверняка запомнил мое лицо, а, во-вторых, даже в этой ночлежке, именующей себя отелем, иногда убирают номера, а значит, горничная рано или поздно обнаружит жирные останки мистера Карла Миллера.Кроме того, сказал я инстинкту, «он был нашим с тобой клиентом».Он заплатил мне за неделю — до следующего понедельника, а сегодня только среда. Испытывая к этому ублюдку самую настоящую ненависть, я переступил через порог, захлопнул дверь и стал соображать, что же, черт побери, здесь случилось. Глава 19 Я присел на ручку кресла, размышляя и сопоставляя факты. С трудом ворочая одеревенелыми мозгами, я оглядывал полутемный номер, пытаясь эти факты найти. Я увидел нечто совершенно замечательное — пишущую машинку. Утром этого допотопного механического гроба здесь не было: его явно доставили снизу, от портье.Я поднялся и обошел туалетный столик кругом. Зачем понадобилась машинка, выяснилось тут же. Толстый глупый Карл Миллер решил выйти из игры, предложив всем нам развлекаться без него. Предсмертная записка гласила:"Дорогая моя Мара!Прости за все неприятности, что я тебе доставил. И за то, что пытался тебя найти. Это была моя ошибка. Мне бы дома сидеть, а тебе — предоставить полную свободу. А так — одни неприятности и несчастья. Я наделал глупостей, совершил убийство и жить с этим больше не могу. Пожалуйста, прости меня, любимая. Ты заслуживаешь лучшего. А у меня нет другого выхода. Еще раз — прости".Затем следовала подпись. И все. Я смотрел на записку, перечитывал ее и не верил ни ей, ни тому, что Миллер покончил с собой. Это было не похоже на него. А поставить синяк на лилейное плечико мисс Уорд — похоже? А застрелить Джорджа — похоже? Надо было удостовериться, что подпись — его. Я стал искать глазами бумажник. На ночном столике его не было, в ящике — тоже. Значит, в кармане брюк: все провинциалы держат бумажники там. Но по карманам шарить нельзя. Мне вовсе не хотелось объяснять Рэю, с какой это стати я прикасался к покойнику, который целиком находится в ведении полиции. Да еще и вытащил его бумажник. Известно ведь: полиция первым делом кидается на личные вещи покойного.Я открыл чемодан, думая найти там что-нибудь, содержащее подпись Миллера. Роясь в аккуратно сложенных рубашках, носках и белье, я дорвался наконец до бритвы, тюбика зубной пасты и склянки одеколона, завернутых в несколько листов желтой бумаги. Там же лежала и чековая книжка. Все это я извлек наружу.За клапан ее пластиковой обложки была подсунута пачечка перехваченных резинкой чеков. Наконец-то мне повезло. Я тщательно сличил подписи на чеках с подписью на записке. Один к одному. Даже приняв в расчет все то, что полагается учитывать в таких случаях, и все, что может изменить почерк и подпись: стресс, спешку, вполне вероятную интоксикацию, — ни малейшего сомнения в том, что обе подписи сделаны одним и тем же человеком, у меня не возникло.Так-с, тут проезда нет: подпись — собственноручная. Тогда я взялся за эти желтые листки и корешки чеков. Сюрпризов не последовало. Суммы выписывались мисс Морин Филипс и неуклонно возрастали с каждым месяцем. Самое интересное, что только часть этих сумм снималась с личного счета Миллера — самые крупные он брал со счета своего магазина. То, о чем говорил мне Стерлинг, подтверждалось.Записи на измятых желтых листках тоже мало чем могли мне помочь: ни двадцать три партии метлахской плитки общей стоимостью больше трех тысяч долларов, ни фаянсовая посуда от Дж. и Э. Нортонов, ни сам Гварнери даже при цене в 93 450 долларов ничего не проясняли в жизни Карла Миллера и в его загадочной смерти. Сложив бумаги, я вместе с чековой книжкой сунул их себе в карман, а затем спустился в холл. Вторая наша встреча обрадовала портье еще больше, чем первая. Я велел ему выставить на конторку телефон.— Зачем это? — вопросил портье.— Полицию вызвать. Там наверху, в номере, — труп.— Что-о? О Господи, только этого нам не хватало! Но я не могу взять это на себя — сейчас опять вломится орава полицейских!.. К чему нам это? Давайте-ка мы его потихоньку... A?Он еще что-то блеял, но я перегнулся через стойку и вытащил телефон, приказав портье сию минуту заткнуться, а не то я сообщу о его предложении куда следует. Потом набрал номер Рэя и рассказал, где нахожусь и что обнаружил.— Надеюсь, это не одна из твоих дурацких шуточек? — осведомился капитан.— Рэй, — отвечал я, прикинувшись обиженным до глубины души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73