Я кивнул и стал закуривать, а Рэй и Муни вошли в номер. Закрыв глаза, я привалился к стене в ожидании, казалось оно долгим.В восемь часов тем не менее Рэй, Эдгар и я выбрались наконец из отеля. Следом за нами санитары вынесли тело Миллера и запихнули его в фургон. Рэй чувствовал, что дело закрывается, и потому был похож на человека. Миллер застрелил Джорджа, а потом покончил с собой. Так считал капитан. По мнению Эдгара, факты это подтверждали.— Сам посуди, Джек, — сказал он. — Подпись — та же, что и на его водительских правах. Конечно, не такая четкая, но, если учесть, сколько он принял, — чудо, что он вообще сумел что-то накарябать. Он ведь не случайно велел принести в номер машинку — в мусорной корзине мы нашли обрывки черновиков, которые он пытался написать от руки, а потом несколько машинописных страниц. И пустую склянку из-под мышьяка. Сплошные каракули, еле-еле можно разобрать «прости меня». Но почерк — его. Наконец он понял, что от руки писать не может, послал за машинкой, выстучал все, что хотел, и глотнул отравы. Вроде бы все ясно.Да, все вроде бы ясно. Отпечатки его пальцев — и на бумаге, и на машинке, и на бутылочке, от содержимого которой глаза его закрылись навсегда. Факты били наповал. Миллер переселился в лучший мир. Дело закрыто. Я со спокойной совестью тоже мог прекратить свое расследование. Я слушал все это без комментариев, однако не соглашался. Рэй доволен, а раз он доволен, то, значит, и всем остальным полагается ликовать. Не пойти ли тебе, капитан, вместе со всеми остальными куда подальше, а?Он хотел лишь поскорее сбыть это дело с рук — и потому не приказал Муни обыскать меня там же, в холле отеля. Совершенно понятно, что если я подготовился к этому обыску, а Рэю и в голову не пришло его проводить, то дело интересует меня гораздо больше, чем капитана Тренкела. Мозжечком или левым полушарием — уж не знаю, чем именно — я сознавал: Рэй — государственный служащий города Нью-Йорка; Миллер — приезжий; Джордж — гоже. Рэю платят деньги, чтобы он следил за порядком, а не изображал из себя карающий меч правосудия. Он сделал все, что входило в его служебные обязанности. А мне отчитываться не перед кем — разве что перед самим собой... Вот уж никогда не думал, что буду так строго спрашивать со своего единственного подчиненного по имени Хейджи.На углу я распрощался с капитаном и Эдгаром, соврав, что оставил машину за несколько кварталов от гостиницы, а когда полицейские скрылись из виду, развернулся и снова вошел в отель. Представители закона расселись по машинам и, увезя бездыханное тело Миллера, отчалили, растворились во влажном мареве. Ко всеобщему облегчению. Я тоже был этому рад. Чем раньше они оформят закрытие дела, тем лучше.Итак, я снова оказался в холле и улыбнулся, увидев, что портье по-прежнему сидит за своей конторкой, изнывая от духоты, а маленький вентилятор все так же перемалывает лопастями затхлый воздух. Пытаясь уловить это ничтожное дуновение, я склонился над стойкой — почти прилег на нее — и сказал:— Ну-с, все убрались. Кроме меня. Но мне тоже не хотелось бы сидеть здесь до второго пришествия, а потому не будем тянуть резину.— Да иди, пожалуйста, — ответил он, не отлипая затылком от стены. — Кто тебя держит?— Не торопись.На лице его появилось такое выражение, словно он разгромил дорого обставленную квартиру, пытаясь прихлопнуть муху, и вот обнаружил, что она, целая и невредимая, сидит на обломках его любимого шкафчика. Он пробурчал, что, мол, все уже рассказал, но я не удовлетворился:— Давай с начала.— Ты мне плешь проел, — сообщил он и хотел было прибавить еще несколько энергичных выражений, но, видно, поостерегся. Тыльной стороной ладони он вытер пот со лба, ладонь — о рубашку. — Ну, ладно, ладно. Черт с тобой. Что тебе надо? Что ты хочешь узнать?— Прокрути, будь добр, назад то, что ты сообщил полиции. Потом я тебе задам два-три вопросика, и на сегодня твой гражданский долг будет исполнен.Я узнал он него довольно много. Миллер заказал в номер изрядное количество спиртного, а потом потребовал пишущую машинку. Миллер, по его словам, платил за каждый день проживания отдельно — и притом наличными. И показал мне погашенные счета. Я нисколько не удивился тому, что ребята Рэя вполне удовлетворились этими показаниями: люди, выметающие пыль из-под ковра, редко обращают на нее внимание.— Вот и все. Больше ничего. Абсолютно ничего.— Да? А еды он не заказывал? Не входил и не выходил? И, кроме двух бутылок и машинки, ты ничего ему не приносил? И посетителей у него не было, и никто не звонил?..— Была у него гостья, но она, кроме радости, ничего не принесла.— Пожалуйста, сэр, проясните свою мысль.Портье встряхнул, развернул и нацепил свою любимую ухмылочку, поразительно гармонировавшую с его выбеленными штукатуркой волосами.— Приходила, приходила к нему гостья. Как же, как же. Обалдеть, что за гостья. Кое-что-о! Самый кругленький задик во всем Нью-Йорке и его окрестностях.Я навострил уши и потребовал от портье полного отчета — кто, когда, где ее можно найти и прочее. С одной стороны, отчет этот пользы принес мало, а с другой — вставил в эту мозаику недостающий кусочек.— Где найти, где найти! Я и сам бы отрезал себе левое яичко за ее телефон. — На лице его появилось рождественски-счастливое выражение. — Нет-нет, это была не то чтобы какая-нибудь шкура уличная. Это не местная и не дешевая. Ручаюсь. Зуб даю. Просто картинка. Грудки — как бейсбольные мячи: крепенькие, кругленькие. Загляденье! Блондиночка. Знаешь, такая, с медовым отливом... Ха-а-роших денег стоит, можешь мне поверить. Вот такой бабец! Специально для этого дела. Самое то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73