– Хорошо, не буду. – Я нежно сжал ее руку. – Расскажи мне лучше о Шарлотте. Какая она? Сколько ей лет?
Элизабет перевела взгляд на наши сплетенные руки и долго смотрела на них.
– Она красивая, она избалованная. Она самое дорогое, что есть у меня в жизни, не считая… – Она осеклась и, улыбнувшись, резко сменила тему. – Кажется, твой желудок хочет сказать нам, что пора ужинать?
Я рассмеялся и легонько потрепал ее по щеке. Мне было стыдно за то облегчение, которое я почувствовал, когда Элизабет не стала больше рассказывать о Шарлотте. Я понимал, что нелепо ревновать к ребенку, и тем не менее ничего не мог с собой поделать. Но наибольшие страдания мне доставляли мысли об отце Шарлотты. Я постоянно представлял себе их втроем, и эта мука съедала меня изнутри, как рак. Но еще горше была мысль о том, что он дал Элизабет нечто такое, чего я сам бы дать ей никогда не смог.
Когда мы поднялись наверх, Элизабет бросила пальто на кровать и задернула шторы. Обернувшись, она невольно застыла на месте при виде выражения моего лица. Я же стоял у двери и не мог насмотреться на нее. Она начала что-то говорить, но тут же осеклась, и мы просто стояли молча, глядя друг на друга.
Наконец Элизабет первой нарушила молчание. Ее голос слегка дрожал.
– Сейчас ты напоминаешь мне того Александра, которого я знала, когда ему было семнадцать.
Я не ответил, и она неуверенно рассмеялась, закрыв лицо руками.
– Господи, я не могу поверить, что все это про исходит на самом деле! Скажи мне, что я не сплю. Обними меня. Пожалуйста, обними меня.
Услышав нотки отчаяния в ее голосе, я крепко прижал ее к себе.
– Любимая, ты не представляешь, как мне не хватало тебя! Как я хотел, чтобы ты была рядом!
– Не позволяй мне уйти, – шептала Элизабет. – Никогда больше не позволяй мне уйти!
Наши губы сомкнулись, и я почувствовал, что она дрожит.
Когда несколько минут спустя она наконец оказалась обнаженная в моих объятиях, я испытывал такое сильное желание, что всякие страхи, связанные с моей импотенцией, растворились как дым. Подняв Элизабет на руки, я перенес ее на кровать.
Медленно наши тела начали двигаться в унисон. Она целовала меня и шептала слова любви, я бормотал что-то в ответ, наверстывая упущенное за все те годы, когда я не мог сказать ей о своих чувствах. Кожа Элизабет была такой гладкой, и я невольно прижимал ее покрепче к себе, словно опасаясь, что она ускользнет. Я уже забыл, что значит по-настоящему заниматься любовью с женщиной, когда страсть рождается из любви, а не из похоти. Когда губы, которые ты целуешь, – единственные, которые ты хочешь целовать. Когда тело, сливающееся с твоим, – единственное, без которого ты всегда будешь чувствовать какую-то ущербность. Я снова и снова шептал ее имя и приникал к ее губам.
Уже светало, когда мы наконец заснули, усталые и счастливые.
Конечно, было бы нелепостью ожидать, что, за все эти годы мы не изменились. Но, вопреки всякой логике, нам казалось нереальным время, проведенное вдали друг от друга. И возможность рассказать друг другу о том, что мы чувствовали, когда расстались, какой представляли себе новую встречу, стала настоящим даром небес. Элизабет, конечно, изменилась. Я тоже. Некоторые перемены друг в друге восхищали нас, некоторые огорчали. Но между нами не было ни малейшей неловкости, все получалось так же легко и естественно, как если бы мы никогда не расставались. Разумеется, при этом ни Элизабет, ни я не забывали о том, что осталось позади. Но это время, нынешнее, принадлежало только нам. Я смотрел на нее и все отчетливее вспоминал и эту легкую улыбку, и нежную округлость груди, и манеру отбрасывать волосы с лица, и грациозные движения ее длинных ног. Момент узнавания завораживал. Звуки ее голоса, ее смех – все пробуждало во мне давно забытую нежность и теплоту.
Мы взяли напрокат велосипеды и объездили весь остров. Дорога, приспособленная исключительно для конных повозок, оказалась очень плохой, да и Элизабет никак нельзя было назвать искусной велосипедисткой, и я весело смеялся, когда она запустила велосипедом в изгородь и заявила, что лучше будет кататься на трехногом верблюде. Спрыгнув со своего велосипеда, я в два шага нагнал ее и повернул лицом к себе. Поблизости никого не было. Я нежно погладил ее бедра и спину, поинтересовавшись, лучше ли она чувствует себя теперь. Ответом мне были ее сияющие глаза.
Мы поехали дальше, прислушиваясь к пению птиц и шуму моря. Иногда бриз доносил легкий кокосовый аромат, и какая-нибудь пасущаяся корова удостаивала нас ленивым взглядом. Время от времени мы останавливались, якобы для того, чтобы размять ноги, но на самом деле, чтобы лишний раз коснуться друг друга и поцеловаться.
Мы забирались в пещеры на побережье и сидели там, глядя на волны. Казалось, нас все время окружала атмосфера мистической романтики. Я говорил Элизабет, что если она надолго зажмурит глаза, то услышит голоса призраков контрабандистов, которые обитают в здешних местах. Элизабет честно пыталась что-то услышать и несколько минут стояла с закрытыми глазами. Я же, приоткрыв один глаз, наблюдал за ней и старался не рассмеяться.
– Ага! Вот так добыча попалась нам на этот раз! – просипел я своим самым «контрабандистским» голосом и, схватив Элизабет, поволок ее в пещеру.
– На помощь! Отпустите меня! Немедленно отпустите!
Я послушно разжал руки, и Элизабет в притворном изнеможении привалилась к стене пещеры.
– Только не насилуйте меня, умоляю вас!
– Хорошо, – приподнял я невидимую шляпу. – Если вы, миледи, не желаете быть изнасилованной, то я не буду настаивать.
– Александр!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121