— Здесь так все по-другому, — ответила она и снова задрожала. — Я не могу ответить ни на один вопрос. Ради бога, не спрашивай меня ни о чем.
* * *
Они сидели в постели и смотрели цветной телевизор. На экране похожий на профессора тип, сидя за столом рядом с плавательным бассейном, читал книгу. Из кустов выскакивает молодой человек со стреляющим водой пистолетом.
— Боже мой, как вы меня напутали, — читавший книгу чуть не свалился со стула, а книга упала в бассейн. Он указал пальцем на книгу и произнес. — У меня и без того нервы взвинчены, а тут еще вы со своими глупыми шутками. Хорошо еще, что книжка в мягкой обложке.
— Никак Чехов? — рассмеялся Аркадий. — Та же сцена, что вы снимали на «Мосфильме», когда мы встретились.
— Нет.
За человеком с водяным пистолетом гонялись девушки в купальниках, какой-то человек волок за собой парашют, появился танцевальный оркестр.
— Да, это не Чехов, — согласился Аркадий.
— Хорошая передача.
Он думал, что она шутит, но Ирина была целиком поглощена происходящим на экране. Не то чтобы она следила за развитием сюжета, да в этом и не было необходимости — экран сам поставлял взрывы хохота. Он видел, что она поглощена созерцанием яркой голубизны бассейна, пышной зелени листьев авокадо, ярко-красных соцветий бугенвилий у подъезда, разноцветья огней на скоростном шоссе. Она, в отличие от него, сразу определила, что имеет значение на экране. Яркие краски выпирали из экрана, заполняя комнату. На экране рыдала женщина, а Ирина разглядывала ее одежду, кольца, прическу, плюшевые подушечки на плетеной мебели, увитую виргинским можжевельником веранду и закат над Тихим океаном.
Она обернулась и заметила смятение Аркадия.
— Аркаша, я знаю, что, по-твоему, все это ненастоящее. Ты не прав — здесь это настоящее.
— Нет.
— Да, и я хочу все это.
Аркадий уступил.
— Тогда нужно, чтобы у тебя это было, — он положил голову ей на колени и под шум голосов и смех, раздававшийся с экрана, закрыл глаза. Он заметил, что Ирина сменила духи. В России небольшой выбор духов, и у всех у них стойкий запах, которого хватало на день. У Зои любимыми были «Подмосковные вечера». Это был подлинный тяжеловес среди духов. Сначала «Подмосковные вечера» назывались «Светланой», в честь любимой дочери Сталина. Но потом она сбежала со смуглым индийцем. Так что «Подмосковные вечера» были реабилитированным ароматом.
— Можешь простить мне, Аркаша, что я всего этого хочу?
Он уловил беспокойство в ее голосе.
— Я тоже хочу, чтобы у тебя это было.
Ирина выключила телевизор, и в комнату ворвалась темнота. Здание напротив гляделось решеткой из темных пустых окон.
Чтобы успокоить Ирину, он засмеялся и включил купленный ею транзистор. Самба. Она взбодрилась, и они стали танцевать на сером ковре. По стенам следом за ними двигались серые тени. Он поднял ее на руки и закружил. Оба глаза, зрячий и незрячий, широко раскрылись от удовольствия. Значит, и в незрячем глазе сохранилась душа, хотя метка и исчезла.
* * *
Когда она была сверху, ее волосы покрывалом падали на оба лица, колеблясь, когда он поднимался.
Когда она была внизу, то была как лодка, уносящая их вдаль.
— Мы никому не нужные изгнанники, — сказал Аркадий. — Ни одна страна не примет нас.
— Мы сами себе страна, — ответила Ирина.
— Со своими джунглями, — Аркадий показал на разрисованные цветами обои. — Со своей музыкой, — он показал на приемник и на спрятанные микрофоны, — и шпионами.
3
Коричневый паук попал в солнечный луч и стал белым.
Ирина с Уэсли и Ники уехали рано.
В прозрачном воздухе парила белая нитка паутины.
— Как вы, русские, можете курить до завтрака? — спросил Уэсли.
Паук поднялся к висящей в углу паутине. Аркадий раньше ее не замечал, пока именно под этим углом на нее не упал косой луч утреннего солнца. Разумеется, пауки обожают солнце.
— Я люблю тебя, — сказала перед уходом Ирина по-русски.
Паук забегал взад и вперед по нитям паутины, мгновенно ощупывая все на своем пути. Никто не воздает им Должное, а ведь они такие совершенные существа.
Аркадий в ответ сказал «я тебя люблю» тоже по-русски.
Сильно ли отличается американский паук от русского?
— Пошли, сегодня много дел, — сказал Ники, открывая дверь.
Плетут ли они паутину в том же направлении? Чистят ли они зубы таким же образом?
При этой мысли Аркадию стало вдруг страшно.
Общаются ли они между собой?
* * *
На тротуарах толпы хорошо одетых людей. Солнце у них за спиной отсчитывало секунды, оставшиеся до начала работы.
«Давно ли Ирина приехала в Нью-Йорк? — размышлял Аркадий. — Почему в шкафу так мало одежды?»
В Москве, наверное, идет снег. Если бы светило такое солнце, как здесь, они бы были где-нибудь на бережку, раздетые по пояс, нежась, как тюлени.
В доме напротив маляры снова принялись за работу. Служащие на следующем этаже время от времени поднимали телефонную трубку, говорили не более одного-двух слов и клали на место. В московских учреждениях телефон был орудием распространения слухов, заботливо предоставляемым государством. Им почти не пользовались по делам, но он был всегда занят.
Он включил телевизор, чтобы не было слышно, как он ковыряет в замке шпилькой для волос. Замок добротный.
Почему маляры работают с закрытыми окнами?
На церковном дворе двое грязно одетых стариков не спеша отхлебывали из одной бутылки.
По телевизору демонстрировали главным образом моющие средства, дезодоранты и аспирин. В промежутках пускали короткие интервью и скетчи.
Эл принес кофе и сэндвич с ветчиной и сыром. Аркадий спросил его, кого из американских писателей он предпочитает — Джека Лондона или Марка Твена?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142