Обычная размолвка влюбленных, говорила она своим поведением. В машине появился странный запах. Она поглядывала на стоящую рядом с ней громоздкую опечатанную сумку с вещественными доказательствами. Запах был очень слабый, почти неощутимый, но привкус его оставался во рту. Когда они подъехали к реке, она открыла окно, чтобы проветрить машину.
В Институте этнологии Аркадий провел Ирину в студию Андреева. Испытывая облегчение, что наконец-то покинула машину, она ходила от стенда к стенду, с любопытством разглядывая головы Тамерлана и Ивана Грозного. Аркадий тем временем разыскивал антрополога. Но Андреев исчез, хотя твердо обещал, что будет на месте.
Стоя в другом конце комнаты, Аркадий наблюдал за Ириной.
— И ради этого ты меня сюда привел? — она постучала пальцем по стенду с головой Ивана Грозного.
— Нет. Я надеялся увидеть профессора Андреева. К сожалению, его, кажется, нет. Прекрасный человек, ты наверняка о нем слышала.
— Нет, не слыхала.
— О его трудах говорится в лекциях на юридическом, — сказал Аркадий. — Должна была запомнить.
Ирина пожала плечами и направилась к экспонатам из области антропологии, пробегая глазами по лицам, глядящим стеклянными глазами из-под тяжелых надбровий. Она подошла поближе. Работа Андреева была волшебством. Аркадий видел, с каким восхищением Ирина разглядывает смешные ужимки одного обезьяньего лица и свирепый оскал другого. У края стола находился гончарный круг и высокий табурет. Закрепленный проволочной подставкой, на круге стоял череп неандертальца, наполовину покрытый лентами розового пластилина.
— Теперь вижу, — она тронула открытую часть черепа. — Андреев их реконструирует… — она на полуслове отдернула руку.
— Все в порядке, — подошел к ней Аркадий. — Он ее нам оставил.
Аркадий держал за шпагат круглую шляпную картонку из розового глянцевого картона, какие вышли из моды лет шестьдесят назад.
— Я слышала об Андрееве, — Ирина вытерла пальцы.
Картонка болталась в руках Аркадия — низ ее был легче верха.
* * *
Каждый студент юридического факультета был знаком с андреевскими реконструкциями лиц убитых. Проезжая вдоль Парка Горького, бывшая примерная студентка Ирина Асанова почти задыхалась от запаха гниения, заполнившего машину. Смерть просачивалась из опечатанной сумки и гремела в шляпной картонке на заднем сиденье.
— Куда мы едем, Аркаша? — спросила Ирина.
— Скоро увидишь, — Аркадий выбирал самые прозаические слова, словно отвечая арестованному.
Ни одного лишнего слова в утешение, чтобы отвлечь ее от тревожных мыслей, ни ободряющего пожатия руки, никакого выражения сочувствия. Человек не станет следователем, если не может быть жестоким, убеждал он себя.
Ирина даже не повернула головы, когда слева от них проезжала колонна автомашин с машущими им солдатами, и Аркадий понял, что она боялась, как бы при малейшем движении ее взгляд не упал на нелепо выкрашенную картонку. На небольшой выбоине коробка сдвинулась с места. Она как бы говорила с Ириной, для нее она была живой, врывающейся в память с заднего сиденья автомобиля.
— Теперь недолго, — сказал он, поворачивая машину. Картонка поползла, руки Ирины словно дернули за веревочку.
Красные первомайские полотнища протянулись вдоль корпусов завода «Шарикоподшипник», тракторного завода, электрозавода, текстильной фабрики. На полотнищах золотые профили, лавровые ветви, написанные золотом лозунги. Из труб валил серый дым. Он подумал, что теперь она, должно быть, знает, куда ее везут.
Они, не обменявшись ни словом, целый час ехали на юго-восток по Люблинскому району мимо больших заводов, потом заводов поменьше, мимо похожих на могилы серых блочных домов для рабочих, старых домов, снесенных под строительные площадки, мимо поля, размеченного геодезистами, подпрыгивали на комьях грязи, оставив позади конечную автобусную остановку. Они находились внутри границ разросшегося города, однако попали в другой мир — низенькие лачуги, покосившиеся плетни. Они проехали мимо привязанных к колышкам коз, выносящих помои женщин в фуфайках и сапогах, оштукатуренной церкви, стягивающего шляпу одноногого калеки, переходящих дорогу буренок, двора с колодой и топором и, медленно переехав глубокие ухабы, подъехали к стоящему на отшибе дому с поломанными стеблями подсолнухов во дворе. На двух пыльных окнах виднелись грязные занавески, на резном карнизе шелушилась краска. Позади дома — уборная и железный сарай.
Захватив сумку и картонку с заднего сиденья, он помог ей выйти из машины. У дверей дома достал из сумки три кольца с ключами, которые были обнаружены в сумке со дна реки. На всех кольцах висели одинаковые ключи.
— Логично, не так ли? — спросил он Ирину.
Ключ подошел. Дверь разбухла, и Аркадий двинул ее бедром. Она распахнулась, и в нос ударило запахом плесени. Прежде чем войти, он надел резиновые перчатки и щелкнул выключателем. Электричество еще не отключалось. Над круглым столом зажглась единственная лампочка. Дом провонял дохлятиной. В нем было так холодно, будто здесь хранили зиму. Ирина, дрожа, стояла посреди комнаты.
Дом состоял из одной комнаты. Ставни на всех четырех трехрамных окнах были на запоре. В двух отгороженных углах стеганые одеяла. Под печкой на железном листе слой золы. Вокруг стола три разномастных стула. В шкафу кусок заплесневевшего сыра и давно лопнувшая от мороза молочная бутылка. По стенам одна фотография Брандо и множество вырванных из книг репродукций икон. В углу, прикрытые тряпкой, банки с красками, бутылки с болом и олифой, тампоны, плоские кисти, шила и щетки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142