Кто-то в вашем городе убил моего братишку. Сейчас вы мне подыгрываете, потому что хотите достать того парня, который убрал вашего друга, или потому что приказал ваш босс, или потому что вы гад и собираетесь бросить меня с веревкой на шее, когда станет туго. Предупреждаю, что в этом случае я первый вас достану. Просто предупреждаю.
* * *
Аркадий ехал, сам не зная куда. Он не был пьян. Сидеть рядом с Кервиллом было все равно что сидеть перед открытой топкой, которая переводила водку в пар, бесполезно выделяя энергию. На каждом перекрестке в свете прожекторов развешивали красные знамена. По улицам ползали похожие на улиток мусоросборочные машины. Спящая Москва вступала в майские праздники.
Проголодавшись, он заехал перекусить на Петровку. В буфете никого не было, за исключением сидевших за одним из столиков девушек, дежуривших на охране частных квартир. Некоторые граждане платили определенную сумму денег и ставили охранную сигнализацию от воров. Девушки, положив руки под головы, крепко спали. Аркадий бросил в банку несколько монет, взял себе чаю и черствых булочек. Одну съел, остальные оставил.
У него было ощущение, будто что-то происходит, но он не знал что и где. В вестибюлях его шаги гулко отдавались, будто шаги другого человека. Большинство находящихся на ночном дежурстве были в городе, очищая город от пьяниц накануне первомайских праздников. Первого мая, наоборот, напиться было вполне патриотично. Все зависит от времени. Радикалы, о которых рассказывал Кервилл, тени забытых событий и ушедших в прошлое страстей, о которых, думал Аркадий, вряд ли знали и помнили сами американцы, — что общего было у них с убийством в Москве?
В центре связи два сержанта, расстегнув воротнички, печатали радиосообщения — невидимый глазу мусор внешнего мира. Хотя на карте города не светились огоньки, Аркадий внимательно поглядел на нее.
Он перешел в дежурное помещение уголовного розыска. Офицер, сидя в одиночестве, печатал на машинке записи, сделанные в зале суда. Слушания в суде записывались от руки, потом перепечатывались для досье. Вывешенные на стене объявления призывали к бдительности в течение «славной недели» и приглашали группы лыжников на Кавказ. Он сел за стол и набрал номер центральной телефонной и телеграфной станции. Дождавшись ответа после двадцатого гудка, он поинтересовался телефонными звонками с автоматов, расположенных вокруг дома Ирины Асановой.
Сонный голос ответил:
— Следователь, я пришлю список утром. Не читать же мне сейчас сотню телефонных номеров.
— Звонил ли кто в гостиницу «Россия»? — спросил Аркадий.
— Нет.
— Не вешайте трубку. — В дежурке был полный телефонный справочник. Аркадий нашел по алфавиту страницы с телефонами «России». — Были ли звонки по телефону 45-77-02?
На другом конце послышалось возмущенное сопение, потом после долгого молчания последовал ответ:
— В 20.10 по этому номеру звонили с автомата 90-28-25.
— Продолжительность разговора?
— Одна минута.
Аркадий положил трубку, потом набрал номер «России» и попросил Осборна. Ему ответили, что господина Осборна нет в номере. Осборн встречался с Ириной Асановой.
В гараже Аркадий подбежал к машине и выехал на Петровку. Движение было слабое. Учитывая, что звонила Осборну она, думал Аркадий, встреча назначена по ее инициативе, даже по ее настоянию. Одной минуты достаточно, чтобы назвать место, значит, она потребовала встретиться в определенном месте. Где? Не в номере Осборна и не там, где он будет бросаться в глаза. Не в машине — это может привлечь внимание милиционера, а если не в машине, значит, Осборн не будет отвозить ее домой. Общественный транспорт прекращает движение в половине первого. На часах Аркадия было десять минут первого. По правде говоря, он даже не знал точно, встречаются ли они, а если встречаются, то где и когда. Он мог только проверить очевидную догадку.
Он свернул на площадь Революции, выключил мотор и встал в тени между двумя фонарями. Это было ближайшая к «России» станция метро, и к тому же на прямой линии от ее дома. Мимо промчалась милицейская машина с синими огнями, сирена молчала. Аркадий впервые пожалел, что в машине нет рации. Он чувствовал, как колотилось сердце. Нервно постучал кончиками пальцев по баранке. Возбуждение подсказывало ему, что он на правильном пути.
Северный вестибюль станции «Площадь Революции» выходил на площадь Свердлова, а южный — на Красную площадь. Он следил за неясными очертаниями фигур, появлявшихся с залитой светом Красной площади, из дымки, соперничающей по яркости со снежинками, летящими на фоне гигантского фасада ГУМа — Государственного универсального магазина. Звуки шагов раздавались со всех сторон. В этом разнообразии шагов, то неторопливых, то спешащих, он уловил ее походку. Ирина Асанова появилась из-за угла универмага, руки в карманах куртки, длинные волосы развевались подобно флагу. Она вошла в стеклянные двери метро как раз напротив машины Аркадия. Он увидел, как за ней, отделившись от обеих сторон входа, последовали два человека.
Пятачок был у Ирины наготове. Аркадий задержался у разменного автомата. Когда он ступил на эскалатор, она уже была далеко внизу, за нею двое мужчин, которых она по-прежнему не замечала. На них были грязновато-коричневые пальто и шляпы, какие встречались через каждые три-четыре ступеньки эскалатора, опускающегося на глубину двести метров — глубину бомбоубежища. Наступил час влюбленных — на ступенях множество парочек, мужчины, как правило, ступенькой ниже, голова, как на обтянутой свитером подушке, покоится на груди спутницы, та смотрит прямо перед собой на набегающий потолок или, замечая проталкивающуюся вниз Ирину, окидывает ее взглядом собственницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142