Они неподвластны Аркадию, и их движение необратимо, но их источник кроется в роковом отсутствии равновесия, а толчком служит порок или ошибка. Виноват не строй. Строй прощал, даже допускал глупость и пьянство, лень и обман. Без этого любой строй не был бы гуманным, а этот строй был самым гуманным. Равновесие терял человек, который ставил себя выше строя; порок был в самом старшем следователе.
Пашины записи были сделаны печатными буквами. Но Аркадий видел, как он старался их закруглить, сделать похожими на его собственные. Он знал, что для работы с оставшимися немецкими и польскими пленками и записями ему понадобится другой напарник. Правда, оставался Фет, который между докладами Приблуде продолжит прослушивание скандинавских пленок. Даже если Аркадий не предпримет новых шагов, дел оставалось очень много.
Кто, в конце концов, затребовал пленки и записи? Кто храбро грозился арестовать иностранного осведомителя Комитета государственной безопасности? И, значит, кто на самом деле убил Пашу?
Аркадий швырнул в стену коробку с пленками. Швырнул вторую, она раскрылась. Третью. Потом стал разбрасывать катушки обеими руками. В комнате мелькали размотавшиеся длинные хвосты пленок. «Долой вронскизм!» — прокричал он.
Неповрежденной осталась лишь коробка, доставленная сегодня. В ней были свежие записи. Аркадий отыскал одну запись из номера Осборна, всего двухдневной давности.
Вопреки всему, он продолжит начатое.
Первая запись оказалась очень короткой.
Аркадий слышал стук в дверь, звук открываемой двери и голос Осборна:
— Здравствуйте.
— Где Валерия?
— Погодите. Я как раз собрался погулять.
Дверь закрылась.
Аркадий снова и снова слушал запись. Он узнал голос девушки с «Мосфильма».
10
Лозунг протянулся на весь квартал. Красные буквы в рост человека гласили: «СОВЕТСКИЙ СОЮЗ — НАДЕЖДА ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА! СЛАВА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА!».
Позади лозунга раскинулся завод имени Лихачева. Там «штурмовали» рабочие, чтобы выполнить предмайские обязательства по производству автомашин, тракторов и холодильников. Молотками загоняли болты, молотками же подгоняли холодильные спирали, с помощью молотков вручную собирали целые машины. Следом, отставая на шаг, шел сварщик и заметал следы факелом газовой горелки. Над лозунгом небо было затянуто внушительными клубами серого дыма, регулярно выбрасываемыми из труб в утреннее небо.
Аркадий прошел с Лебедем в кафетерий и там передал ему снимки Джеймса Кервилла, Кости-Бандита и Валерии Давидовой. Ранние алкаши оторвали головы от столов. Лебедь был в черном свитере, отчего его шея и кисти рук казались еще тоньше. Аркадий подумал, как он выживет, став осведомителем. Туда, где пили рабочие, даже милиционеры приходили парами.
— Вам, должно быть, трудно, — заметил Лебедь.
— Мне? — удивился Аркадий.
— Я хочу сказать, такому доброму человеку, как вы.
Хитрый заход гомосексуалиста? — подумал Аркадий.
— Порасспроси об этих людях, — он бросил на столик несколько рублевок и вышел.
Ирина Асанова жила в подвале недостроенного дома неподалеку от ипподрома. Поднимаясь по лестнице, она окинула Аркадия открытым пристальным взглядом, а он успел разглядеть голубоватое пятнышко на ее правой щеке. Пятнышко было небольшое: если бы она хотела, то могла бы запудрить его. А так оно оттеняло голубизной ее темные глаза. Полы латаной-перелатаной дубленки развивались на ветру.
— Где Валерия? — спросил Аркадий.
— Валерия… какая?.. — запнулась она.
— Вы не из тех, кто сообщает милиции о пропаже коньков, — сказал он. — А из тех, кто держится подальше от нее. Вы бы не заявили о пропаже коньков, если бы не боялись, что они приведут к вам.
— В чем меня обвиняют?
— Во лжи. Кому вы давали свои коньки?
— Я опаздываю на автобус, — она попыталась пройти мимо него.
Аркадий схватил ее за руку. Такую мягкую…
— Кто такая Валерия? Говорите!
— Кто да что! Я ничего не знаю, да и вы тоже. — Она вырвалась из рук Аркадия.
На обратном пути Аркадий прошел мимо стайки девушек, ожидавших автобуса. По сравнению с Ириной Асановой они казались замухрышками.
В Министерстве торговли Аркадий рассказывал Евгению Менделю:
— Несколько лет назад один американский турист приехал в деревню, где он родился, где-то километрах в двухстах от Москвы, и там скоропостижно скончался. Было лето, и местные жители засунули его в холодильник. Вы же знаете, у нас на деревню всего один холодильник. Они явились сюда, и в Министерстве иностранных дел им сказали, чтобы они больше ничего не предпринимали, пока не получат специальные бланки свидетельств о смерти туристов. Проходит два дня — нет бланков. Неделя — нет бланков. Чтобы достать бланки, нужно время. Прошло две недели, и селянам до чертиков надоел этот турист в холодильнике. В конце-то концов, на дворе лето. Молоко киснет, а много ли поставишь в холодильник, когда там американец. Но вы знаете деревенских — как-то вечером они выпили, бросили покойника в грузовик, привезли в Москву, свалили труп у вас в вестибюле и укатили. Истинная правда. Представляете, как здесь забегали. Вестибюль был оцеплен офицерами КГБ. В три часа утра позвонили атташе американского посольства. Бедняга подумал, что его пригласили на личную беседу с Громыко, а тут покойник. Он не пожелал даже подойти — не было нужных бланков. Кто-то предположил, что таких бланков вообще не существует, и тут поднялась паника. Все хотели избавиться от американца. Кто-то даже предложил потерять его. Или отвезти обратно в деревню, похоронить в Парке Горького или в подвале министерства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142