Казанова с трудом переносил эту пытку. Он был вынужден молчать, поскольку никто не собирался его слушать, особенно та, кому этот старый человек готов был привести свои самые веские доводы. Он обладал достаточным опытом и проницательностью, чтобы понять, что офицер и маленькая якобинка понравились друг другу. Об этом не было сказано ни слова, но в их перепалке внятно звучало признание: они предназначены друг для друга. Под тонким муслиновым платьем старинного покроя легко можно было угадать трепет сердца молодой женщины, и, похоже, причиной тому были не только проявленные итальянцем мужество и героизм.
Мадам де Фонсколомб положила конец этой сцене самым неожиданным образом: она вдруг заявила, что генерал Бонапарт является воображаемым персонажем, этаким новым Фанфароном, порожденным фантазией нескольких гистрионов, и что революционные войска на самом деле – труппы актеров, дающих за несколько цехинов представления в городах Италии. Она предсказала, что в скором времени эти шуты прекратят развлекать, таким образом, население и укатят прочь в своих повозках. Выслушав это странное замечание, капитан де Дроги сообразил, что старая дама более не желает слушать дуэт, который они так долго исполняли на пару с прекрасной камеристкой. И он поднялся, чтобы откланяться и отправиться наконец в увольнение. Неожиданно для присутствующих мадмуазель Демаре поднялась тоже и предложила проводить капитана. Мадам де Фонсколомб, к вящему огорчению Казановы, не препятствовала этой дерзкой выходке.
Через десять минут Полина вернулась и объявила, что капитан наилюбезнейшим образом пригласил ее поужинать у него, выразив надежду, что во время этой трапезы они будут иметь время и возможность разрешить их спор.
– Да уж, именно время и возможность! – согласно закивала, смеясь, старая дама. – Боюсь, навряд ли я соглашусь, тем более что мсье Казанова в этом вопросе такой же ваш противник, как и мсье де Дроги, а посему вы должны выслушать мнение не одного только капитана.
– Завтра утром мсье де Дроги отправится со своим полком в поход, – возразила Полина. – Так что у мсье Казановы будет сколько угодно времени, чтобы высказать мне свои соображения, если ему так хочется меня в чем-либо убедить.
Последние слова, адресованные старому волоките, были произнесены так заносчиво и таким явно уничижительным тоном, что мадам де Фонсколомб почувствовала крайнее раздражение.
– Меня очень интересует продолжение этого занимательного разговора, и мне хотелось бы тоже поучаствовать в нем, – заявила старая дама.
Она послала за Дюбуа и назначила ужин на десять часов. После чего мадам де Фонсколомб отправила с лакеем приглашение капитану и попросила Полину тщательно отгладить ее кружева, поскольку она была намерена выказать уважение мсье де Дроги, встретив его в своем лучшем наряде. Наконец, поднявшись, она оперлась на руку, любезно предложенную Казановой, и попросила его сопроводить ее на прогулку в парк.
Столь внезапно низведенная до своей истинной роли горничной Полина была вынуждена покинуть хозяйку, предварительно сдержанно и принужденно поклонившись ей, тогда как шевалье де Сейналь, восстановленный в одно мгновение во всех своих званиях и привилегиях, отправился сопровождать обворожительную мадам де Фонсколомб на прогулку по большой аллее, ведшей к каналу и водоемам.
– Благодарю вас, – произнесла она, – что вы согласились пройтись со старухой, которая теперь даже не может самостоятельно ходить.
– Вы смеетесь, мадам, это свидание – один из самых приятных моментов в моей жизни.
– Это свидание, как вы изволили выразиться, совсем не то, о чем вы мечтали.
– Еще менее оно похоже на то, на которое рассчитывала ваша камеристка.
– В ее возрасте и с ее характером небольшие неудачи легко забываются.
– О, как раз за нее я спокоен.
– В отношениях с ней я всегда на вашей стороне.
– Я прекрасно это вижу, мадам, и меня очень трогает ваша забота.
– Несмотря на свои сумасшедшие идеи, маленькая Полина умеет вести себя и имеет твердый характер. Я очень к ней привязана. И думаю, что она меня тоже любит. Но она совершенно не заслуживает, чтобы вы проявляли к ней столько внимания, поскольку даже не знает, кто вы на самом деле, и, разумеется, не узнает этого никогда.
– Смею вам напомнить, что дело не только в моих годах. Как и город, которому я обязан своим рождением, я принадлежу ко времени, которого больше не существует. Можно сказать, что я себя изжил.
– Вы умели любить женщин так, как теперь уже не любят: вы их обманывали, развлекая, а покидая, оставляли с пониманием того, что они видели настоящее счастье. Даже самую глупую вы умудрялись превратить в сообразительную наперсницу и добровольную пособницу ваших измен.
– Похоже, мадам, вы знаете меня лучше, чем я сам.
– Я знаю вас благодаря той репутации, которую вы имеете среди людей, обладающих разумом и сердцем.
– Вы мне льстите. И вы действительно за несколько часов раскусили меня гораздо лучше, чем это получалось у женщин, долго и близко со мной знакомых.
– Мы так и будем обмениваться комплиментами до вечера? – со смехом спросила мадам де Фонсколомб.
– Комплименты – это ласки, которыми обмениваются между собой души. Это мед, которым питается дружба, порой даже более сладкий, чем те наслаждения, какими может одарить любовь.
– Я сейчас именно в том возрасте, когда вполне можно удовлетвориться такими ласками, мсье, и мне бы очень хотелось рассчитывать на вашу дружбу. Относительно себя могу сказать, что уж моя-то вам в любом случае обеспечена.
Готовясь к ужину, Казанова часа два был занят тем, что отбирал из оставшихся у него нарядов самые изысканные:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56