– крикнул Тото Бастос.
Пожилой человек, копавшийся в огороде, выглянул через изгородь.
– Добрый день, сеньор Бенжамин Фонтана! Проходили мимо и решили поздороваться с вами…
– Добрый день, мальчики!..
И он стал оживленно приглашать их войти и выпить кофе. Но юноши вежливо отказались – у них спешное дело. Старый итальянец понимающе подмигнул. Он-то уж знает, что это за дело*. Он проводил их взглядом, пока они не исчезли за последним поворотом дороги, где уже начиналось другое владение.
Это было имение чиновника Жералдо Лейте да Фонсека. В доме никого не было, за окнами в клетках прыгали птички. Еще несколько поворотов, и молодые люди, запыхавшись от быстрой ходьбы, неожиданно остановились.
Перед ними среди вырубленного леса расстилалась Жабакуара.
Там проживало около пятисот беглых негров, которые до создания киломбо укрывались по всему Сантосу. Многие прибыли только недавно. Ежедневно реку Каскейро переплывали десятки беглых рабов. Но куда же пришли юные друзья? Тото Бастос объяснил Лаэрте, что дозорные у дороги уже сообщили о мирном характере этого посещения и поэтому их присутствие ни у кого не вызывает беспокойства. Появись это не они, а лесные капитаны, из-под земли, как по волшебству, выросли бы вооруженные негры.
Они увидели примитивные, наскоро сколоченные хижины, маленькие плантации и кое-где даже скот. Ремесла были представлены производством корзин, решет и соломенных шляп. Здесь уже были построены длинные ряды дощатых бараков, крытых железом, где на первое время устраивались беглецы, непрерывно прибывавшие в киломбо…
Дядюшка Фелипе, глава беглых рабов с энженьо Невес, тоже перебрался в Жабакуару со всеми своими людьми. Однако он не захотел подчиняться Кинтино де Ласерда и обосновался неподалеку. Сейчас – это поселение было оттуда видно, Тото Бастос указал на него концом палки – дядюшка Фелипе со своими неграми исполнял батуке.
* * *
В первое время после основания Жабакуары дела здесь шли неважно. Киломболам, поселившимся в этом райском уголке, нужен был руководитель. У аболиционистов для этой роли подходил только Кинтино, родом из Сержипе, повар семьи Ласерда Франко. Освобожденный невольник, как в то время было принято, взял себе фамилию хозяина. Под этой фамилией и завоевал себе популярность Кинтино, или, как называли его товарищи, Тинтино.
В период расцвета монархического режима он объявил себя президентом «республики» Жабакуара. Раньше всего он занялся обороной территории своего «государства», что немало облегчалось топографией местности. Вскоре у него уже имелся небольшой вооруженный отряд в двести человек, готовых защищать свою свободу.
У Сантоса Гаррафана, с которым Лаэрте познакомился в пансионе Брандины, была небольшая лавка, и, воодушевившись идеей помощи киломбо, он стал снабжать беглых рабов продовольствием. Каждый день в Жабакуару отправлялись корзины с сушеной треской, куски вяленого мяса, жгуты табака, мешки с фасолью и мукой. В результате Гаррафан, как все это и предвидели, разорился. Имущество его было продано с молотка, и после расплаты с кредиторами у Гаррафана хватило денег только на то, чтобы купить повозку и осла. Но несчастье не сломило его – он по-прежнему душой и телом был предан делу освобождения. Каждое утро он объезжал город, собирая продовольствие для киломбо. Когда тележка наполнялась доверху, он упаковывал продукты в мешки и отправлялся в Жабакуару, где его встречали радостными восклицаниями и песнями…
Тото Бастос и Лаэрте шли по киломбо. При их приближении из хижин выглядывали беглые рабы. Кое-где перед лачугами уже обжившиеся здесь негры плели корзины и решета. Дынные деревья сгибались под тяжестью плодов. Стволы бананов склонялись к хижинам, как бы предлагая свои зеленоватые гроздья. Кудахтали куры. Тощие собаки неистово лаяли на прохожих.
Негритянки в кое-как сшитых платьях, стянутых у пояса полосой ярко-красной материи, с кувшинами воды на голове возвращались от источника к своим хижинам. Дорога огибала холмы и, казалось, пропадала в направлении Сан-Висенте; от нее шли тропинки к хижинам. Повсюду рос густой кустарник, попадались кокосовые пальмы. Над вершинами деревьев стлался слабый дымок. С наступлением вечера запели цикады, обосновавшиеся в верхушках жакатиранов.
Случалось, что в городе выдумывали всякие небылицы; вполголоса рассказывали о беспорядках и даже тайных колдовских радениях в киломбо. Сторонники рабовладения в сюртуках и с седеющими бородками настойчиво доказывали, что белые помогают киломболам только из развратных побуждений. Но никто не верил этой клевете, ибо свобода была у сантистов в крови. Даже школьники, носившие сапоги с короткими голенищами и галстуки бантиком, в своих рукописных газетах призывали к освобождению негров. Даже простые, неотесанные люди, что напиваются До бесчувствия, и те присоединялись к аболиционистам. Каждый вечер на площади Ларго-до-Розарио Камаринья обращался к народу… Этого человека не спутаешь ни с кем. У него была необыкновенная, надолго запоминающаяся внешность: создавалось впечатление, будто молния разорвала его тело пополам; одна половина умерла, а другая, высохшая, восковая, расхаживала по улицам, продавая лотерейные билеты. Но как он говорил! Какой это был оратор!
Двое друзей еще по пути в «республику» беглых негров встретили здоровенного мулата с боровом; человек считал, что он ведет борова, а на самом деле боров вел человека. Животное шло на привязи и, переходя на бег, тянуло верзилу за собой. Тот упирался, приседал, кряхтел, но скотина брала верх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51