Ветер принялся подметать и землю,
опрокидывая кое-где обуглившиеся части строений; они падали на пепелище, а
дым и смрад неслись вверх и распространялись далеко вокруг.
Холодный западный ветер принудил всех подняться с земли. Надо было
позаботиться о более удобном убежище.
В этой гдецкой болотистой, отовсюду открытой, низине, всякое
нападение грозило опасностью; негде было укрыться, нельзя защищаться.
Гораздо выгоднее было схорониться в ближних лесах.
Первыми встали братья Доливы, которым надо было попоить коней.
Дембец тоже приготовился разложить костер, чтобы подкрепить теплой
пищей хотя бы раненого Лясоту и закостеневшего от холода старца. Мшщуй,
встав с места, хотел прикрыть своим плащом отца Яна, но, наклонившись над
ним, заметил, что лицо его было мертвенно бледно, и, приложив руку к его
голове, убедился, что Капеллан был мертв. Он должно быть, умер спокойно,
точно с молитвой на устах, руки его были сложены вместе на книжке, которую
он вынес из костела. Эта книжка была единственным наследством, оставшимся
после него.
Мшщуй не был ни удивлен, ни огорчен этой смертью: для отца Яна она
была благодеянием, для путников освобождением от тяжести, с которой они не
знали, как справиться. Переговорив с братом и убедившись окончательно, что
отец Ян умер и совершенно закостенел, Мшщуй занялся прежде всего
погребением старца. Нельзя же было оставить труп на съедение диким зверям
и воронам; на общем совете решено было похоронить его в костельном склепе,
из которого он вчера вышел к ним.
Дембец предлагал им свою помощь в этом богоугодном деле, но братья
послали его присмотреть за конями, а сами, подняв труп за голову и ноги, в
молчании отправились на рассвете к развалинам костела, находившегося
неподалеку оттуда.
Здесь, как бы готовясь принять бренные останки капеллана, ждал его
раскрытый дубовый гроб, из которого грабители вытащили мертвеца... В этот
гроб братья благоговейно опустили отца Яна и прикрыли его на вечное
отдохновение тяжелой крышкой. Потом, задвинув каменной плитой, закрывавшей
раньше вход в гробницу, отверстие под землей, вернулись к сожженной хате.
Лясота, давно уже проснувшийся, смотрел с каким-то каменным равнодушием на
все, что происходило вокруг него; так смотрят люди, перенесшие большое
горе: он не скорбел о чужой смерти и не побоялся бы своей собственной.
Дембец, стоя на коленях, варил что-то в горшке, кони были напоены, и
хоть не нашли обильной пищи в наполовину выжженных оградах, все же
выглядели бодрее, чем накануне.
Утро, сначала пасмурное, начинало светлеть, когда братья Доливы
собрались двинуться в путь. Лясота еще лежал, подперев голову рукою.
- Отец, - обратился Мшщуй к старику, который, по-видимому, и не думал
о путешествии, - нам надо ехать, и вы должны ехать с нами.
Лясота покачал головой.
- Дайте мне спокойно умереть, - произнес он едва слышным голосом. - К
чему столько мучиться, только для того, чтобы спасти жизнь, которая ни на
что уж не нужна. Если бы я мог владеть руками!
- Но мы вас здесь не оставим! - вскричал Мшщуй.
- Ксендзу Господь закрыл глаза, Он поможет и мне умереть здесь, -
сказал старик.
- Видно, Бог не хочет этого, если спас вам жизнь, - прибавил другой
брат.
Доливы не захотели предоставить старика его участи и, почти силою
подняв его, посадили на коня, у которого раны уже присохли. Дембец
деятельно помогал им. Все двинулись в путь, оставляя за собой сгоревший
поселок, которому уж никогда, видно, не суждено было достигнуть прежнего
богатства и значения. Проезжая мимо селения, все еще раз оглянулись назад,
созерцая странную картину разрушения.
Гдечь был в то время ярким образом всей Польши, сожженной и
разрушенной, разграбленной и пустой, а, вдобавок, не имевшей верховного
вождя. И болело сердце у тех, кто видел ее еще недавно полной жизни и
веселья, залитой шумной толпой, сновавшей по всем улицам - с богатыми
усадьбами, с костелами, в которых раздавались звуки гимнов. Теперь город
молчал, как огромное кладбище, вороны носились над развалинами, ища
недогнивших еще трупов, а обезумевшая чернь уничтожала все, что еще
уцелело после погрома.
В мрачном молчании путники проехали мимо разрушенного замка и
направились по дороге к лесу.
Окрестности были совершенно безлюдны, все, кому удалось спастись от
чехов, скрывались в лесах. И наши путники почувствовали себя в
сравнительной безопасности, когда очутились среди деревьев. Здесь не легко
было выбрать дорогу, хотя все хорошо знали местность. Самая большая
тропинка была неудобна для беглецов, потому что на ней легко могли
встретиться с вооруженными отрядами или с чехами, бродившими по всей
стране.
Вооруженная чернь не давала пощады рыцарям, а чехи - брали в неволю.
Следовательно, они должны были свернуть с главной дороги и ехать прямо
лесом, а Мшщуй, который любил охотиться, уверял, что он сумеет вывести
всех к Висле, руководясь корою деревьев. Не было иного пути, как только
ехать за Вислу, хотя в спокойствие, которое будто бы там царствовало,
никто не верил, никто не мог поручиться за безопасность, а четверо
беглецов, из которых один был беззащитен, а другой изранен и истощен
голодом, не могли обороняться даже против небольшой кучки людей.
Вся пища, которую они имели, заключалась в мешке, который нес на
плечах Дембец, а братья Доливы везли остатки в своих торбах, привешенных к
седлам, а всего этого могло хватить не на долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13