Но Стылптич был там как раз в это время. Он кое-что знал. Не все, конечно. Мы несколько раз столкнулись с ним по турецкому вопросу. Предположим, он имел злой умысел открыть эти факты всему миру. Представляете, какой будет скандал?! С далеко идущими последствиями. И прав будет любой, кто задаст нам вопрос: как мы допустили это?
– Да, разумеется, – сказал лорд Катерхэм с явным злорадством.
Ломакс, повысивший голос несколько больше допустимого, взял себя в руки.
– Мне нужно сохранять спокойствие, – прошептал он, – спокойствие и еще раз спокойствие. Но ответьте мне, дорогой друг: если он не хотел скандала, зачем он послал рукопись в Лондон таким кружным путем?
– Странно, конечно. У вас проверенные Данные?
– Абсолютно. У нас в Париже есть э-э… агенты. Рукопись отправлена тайно, за несколько недель до его смерти.
– Все указывает на то, что в ней что-то есть, – сказал лорд Катерхэм с тем же злорадством.
– Мы выяснили, что она отправлена человеку, которого зовут Джимми, или Джеймс, Макграт. Он – канадец, находящийся сейчас в Африке.
– Дело весьма деликатное, не так ли? – радостно сказал лорд Катерхэм.
– Джеймс Макграт должен прибыть судном «Грэнарт Кастл» в четверг, то есть завтра.
– И что вы собираетесь делать?
– Мы хотим войти с ним в контакт, указать ему на возможные тяжкие последствия, просить отложить публикацию мемуаров хотя бы на месяц и в любом случае добиться его согласия на некоторую э-э… редактуру рукописи.
– А если предположить, что он откажется или пошлет вас к черту, или сделает еще что-нибудь в том же духе? – спросил лорд Катерхэм.
– Этого-то я и боюсь, – сказал Ломакс. – Вот почему я подумал, что было бы неплохо пригласить его в Чимниз. С ним поговорят, представят князю Михаилу, и его будет легче уломать.
– Я не собираюсь участвовать в этом, – запротестовал лорд Катерхэм. – Не желаю иметь дело с канадцами, особенно с теми, которые долго жили в Африке!
– Быть может, он вам и понравится – знаете, эти неотшлифованные алмазы…
– Нет, Ломакс! Я категорически отказываюсь! Пусть им занимается кто-нибудь другой.
– Думается, – сказал Ломакс, – здесь весьма кстати была бы женщина. Такая, которой можно было бы кое-что рассказать. Не слишком много, конечно. Она могла бы тактично и деликатно его уломать. Не то чтобы я одобрял участие женщин в политике – лучше обойтись без них. Но в своей области женщина может творить чудеса! К примеру, жена Генри – сколько она сделала для него! Марсия была великолепной, уникальной, идеальной хозяйкой политической гостиной.
– Вы хотите, чтобы я пригласил Марсию на этот вечер? – безо всякого энтузиазма спросил лорд Катерхэм, даже побледнев при упоминании своей грозной невестки.
– Нет-нет, вы не так меня поняли! Я говорю о силе женского обаяния вообще. Я имею в виду женщину молодую, красивую, обаятельную, умную.
– Но не Бандл? От нее не будет толку – она просто посмеется над подобным предложением.
– Я не имел в виду леди Эйлин. Ваша дочь, Катерхэм, мила, даже очень мила, но она сущий ребенок. Нам нужна деловая женщина, с известным самообладанием, знающая жизнь. Вот что! Лучше всего нам подойдет моя кузина Вирджиния!
– Миссис Ривел?! – воскликнул просветлев лорд Катерхэм. Он начал думать, что, в конце концов, этот вечер может доставить ему удовольствие. – Отличное предложение, Ломакс! Это самая обворожительная женщина Лондона!
– Кроме того, она в курсе герцословацких дел. Если помните, ее муж был там в посольстве. Ну и, как вы сказали, это женщина огромного личного обаяния.
– Божественное создание! – пробормотал лорд Катерхэм.
– Итак, договорились!
Мистер Ломакс слегка отпустил лацкан плаща лорда Катерхэма, и тот, воспользовавшись предоставленным ему шансом, поспешил освободиться:
– Всего доброго, Ломакс! Вы позаботитесь обо всем сами, не так ли?
Он юркнул в такси. Лорд Катерхэм не любил достопочтенного Джорджа Ломакса ровно настолько, насколько один истинный христианин может не любить другого истинного христианина. Он не любил его пухлое, красное лицо, его тяжелое дыхание и его голубые глаза навыкате. Он подумал о приближающемся уик-энде и тяжело вздохнул:
– «Морока! Какая морока!» Затем он подумал о Вирджинии Ривел и несколько приободрился. «Божественное создание! – сказал он про себя. – Божественное!»

4. Обворожительная леди

Джордж Ломакс направился прямо в Уайтхолл. Входя в роскошные апартаменты, в которых вершил государственные дела, он услышал усиленное шуршанье. Мистер Билл Эверсли усердно разбирал корреспонденцию, но большое кресло подле окна еще хранило тепло человеческого тела. Билл Эверсли был очень милый молодой человек. На вид лет двадцати пяти, крупный и довольно неуклюжий, с не правильными, но приятными чертами лица, с ослепительно белыми зубами и парой честных карих глаз.
– Ричардсон уже прислал отчет?
– Нет, сэр. Сходить к нему?
– Не стоит. Мне звонили?
– С телефонограммами разбирается мисс Оскар. Мистер Айзекстайн интересовался, не сможете ли вы пообедать с ним завтра в «Савойе».
– Попросите мисс Оскар взглянуть на календарь. И, если я не занят, пусть позвонит ему, что я согласен.
– Хорошо, сэр.
– А пока, Эверсли, найдите телефон в книге – миссис Ривел, Понт-стрит, 487 – и соедините меня с ней.
– Сейчас, сэр.
Билл схватил телефонную книгу, пробежал глазами колонку «Миссис», громко захлопнул книгу и подошел к стоявшему на столе аппарату. Он положил руку на трубку и остановился, как будто что-то вспомнил:
– Сэр. Я совсем позабыл. Ее телефонная линия сейчас на ремонте. Я имею в виду телефон миссис Ривел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11