Только что я пытался дозвониться, но безуспешно.
Джордж Ломакс нахмурился.
– Какая досада, – сказал он, – какая досада! – И в нерешительности забарабанил пальцами по столу.
– Если что-нибудь важное, сэр, я мог бы съездить к ней на такси. Сейчас утро, и она наверняка дома.
Джордж Ломакс задумался. Билл терпеливо ждал, готовый в случае его согласия мгновенно сорваться с места.
– Видимо, так будет лучше всего, – сказал наконец Ломакс. – Хорошо, поезжайте, узнайте у миссис Ривел, будет ли она дома сегодня в четыре часа, и скажите, что я хотел бы поговорить с ней об очень важном деле.
– Хорошо, сэр.
Билл схватил шляпу и быстро вышел. Через десять минут он отпустил такси у дома на Понт-стрит, 487. Он позвонил и вдобавок громко постучал молотком. Дверь открыл слуга, которому Билл кивнул, как старому знакомому.
– Доброе утро, Чилверс. Миссис Ривел дома?
– Она собирается вот-вот уйти.
– Это вы, Билл? – раздался голос с верхнего пролета лестницы. – Я узнала вас по грохоту. Поднимайтесь и рассказывайте.
Билл посмотрел наверх, на ее смеющееся лицо – она всегда смеялась над ним и не только над ним, доводя жертву до полной беспомощности. Он ринулся вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки, и крепко сжал в своей руке протянутую руку Вирджинии Ривел.
– Привет, Вирджиния!
– Привет, Билл!
Обаяние – это тайна за семью печатями. Сотня молодых женщин, и куда более красивых, нежели Вирджиния Ривел, могли бы сказать «Привет, Билл!» с той же интонацией, однако не произвели бы на него никакого эффекта. Но два этих слова, сказанные Вирджинией, произвели на Билла ошеломляющее впечатление.
Вирджинии Ривел было двадцать семь лет. Она была высока и изысканно стройна. Настолько, что ее исключительно пропорциональную фигуру можно было бы описывать в стихах. У нее были небольшой решительный подбородок, правильный нос, проницательные глаза, сиявшие из-под полуприкрытых век глубоким темно-васильковым цветом, и прелестный рот, один из уголков которого был несколько опущен, что, как известно, является «знаком Венеры». Лицо ее казалось необыкновенно выразительным, и вся она лучилась такой жизненной энергией, что никого не могла оставить равнодушным. Не обратить внимания на Вирджинию Ривел было совершенно невозможно. Она втянула Билла в небольшую гостиную, которая, словно усыпанный крокусами луг, была и зеленой, и розовой, и желтой.
– Милый Билл, – сказала она, – неужели Форин Оф-фис отпустил вас? Мне казалось, что без вас там все сразу же развалится.
– Я к вам с поручением от Ломакса. Кстати, Вирджиния, если он спросит, не забудьте, что нынче утром у вас не работал телефон.
– Но он работал!
– Я знаю. Но я сказал шефу, что нет.
– Зачем? Раскройте мне эту дипломатическую тайну.
Билл с упреком посмотрел на нее:
– Затем, чтобы приехать сюда и увидеть вас!
– Дорогой Билл! Как это глупо с моей стороны и как мило с вашей!
– Чилверс сказал, что вы собираетесь уезжать.
– Да, на Слоан-стрит. А что нужно Джорджу?
– Он спрашивает, будете ли вы дома сегодня в четыре.
– Видимо, нет. Я собиралась в Ранелах. А почему так официально? Что он хочет мне предложить? Как вы думаете?
– Я не спрашивал его.
– Потому, что вы сказали бы ему, что я предпочитаю мужчин, чьими предложениями руководит влечение?
– Как я?
– Это не влечение, Билл! Это привычка.
– Вирджиния, неужели никогда…
– Нет, нет и нет, Билл! Не будем говорить об этом до завтрака! Постарайтесь видеть во мне милую матушку средних лет, которая постоянно печется о вас.
– Вирджиния! Я вас люблю!
– Знаю, Билл, знаю! Просто я люблю быть любимой. Неужели это так ужасно и безнравственно? Мне хочется влюбить в себя всех мужчин на свете…
– Вы уже почти добились своего, – мрачно заметил Билл.
– Однако, надеюсь, Джордж не влюблен в меня? Никогда бы в это не поверила. Он так озабочен своей карьерой. Что еще он сказал?
– Только то, что это весьма важно.
– Билл, я заинтригована. Круг вопросов, которые Джордж считает важными, весьма ограничен. Наверное, мне придется отказаться от поездки в Ранелах. В конце концов, это можно сделать в любой другой день. Передайте Джорджу, что я буду покорно ждать его в четыре часа.
Билл взглянул на часы:
– Я думаю, до ленча я могу не возвращаться. Подумайте над моим предложением.
– Только после ленча.
– Неважно. Если б вы согласились, то сразу бы все вокруг так чудесно переменилось для нас.
– Это было бы чудесно, – сказала Вирджиния, глядя на него с улыбкой.
– Вирджиния! Вы прелестны! Ну скажите, я нравлюсь вам? Ну, хоть немножко больше других?
– Билл! Я обожаю вас! Если бы меня вынудили выйти замуж – ну просто вынудили, – если бы, скажем, какой-нибудь безнравственный мандарин сказал мне: «Выйдешь за кого-нибудь замуж или умрешь медленной смертью», я непременно выбрала бы вас, Билл, честное слово.
– Правда?!
– Да! Но я не желаю замуж ни за кого. Мне нравится быть легкомысленной вдовой.
– Я не помешал бы вам оставаться прежней. Все было бы так, как вам захочется. Вы бы меня даже не замечали.
– Вы ничего не поняли, Билл. Я из тех женщин, которые выходят замуж по велению сердца, если вообще выходят.
Билл тихо застонал.
– Я, видно, скоро застрелюсь, – мрачно сказал он.
– Не застрелитесь, дорогой! Вы пригласите на ужин хорошенькую девочку, как сделали это позавчера вечером…
Мистер Эверсли мгновенно сконфузился:
– Если вы говорите о Дороти Киркспатрик, то уверяю вас: у меня с ней ничего серьезного.
– Конечно, нет, Билл! Я рада, что вы забавляетесь. Но, все-таки, не претендуйте на то, чтобы застрелиться от неразделенной любви.
К мистеру Эверсли вернулось наконец сознание собственного достоинства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11