— Что, назад полетим?Добрынин кивнул.При виде этого жизнерадостного военного пилота настроение сразу поднялось, спать расхотелось, захотелось бодрствовать в полную силу.— Чайку? — предложил пилот.— Ага! — ответил Добрынин, присаживаясь за стол.— Ну я, Пал Алексаныч, поеду тогда… — стоя в дверях, заговорил Виктор Степанович. — Дел много. До встречи, в общем!Добрынин заглянул в свою котомку, и какая-то мысль шевельнулась в его памяти, словно звоночек зазвенел, напоминая о чем-то забытом.Народный контролер задумался.Эх, был бы он сейчас там, внизу, в Кремле, где стоит странный стул и механика, помогающая вспомнить даже то, что не было известно!От досады ударил себя по лбу ладонью, и тут же этот звоночек прозвенел громче, и вспомнил народный контролер, что обещал он привезти командиру Иващукину что-нибудь к чаю.Вспомнил и огорчился, так как ничего не купил и даже ни разу в магазин не зашел.За окном домика остановилась черная легковая машина.«Виктор Степанович вернулся?» — бросив внимательный взгляд, подумал Добрынин.Дверь открылась.— Ну, успел, слава Богу! — раздался знакомый голос. Добрынин поднял голову и увидел широко улыбающегося Волчанова.Старший лейтенант подошел к столу. Присел на свободный стул, как раз между народным контролером и пилотом. Сам налил себе чаю из чайника, положив свой портфель на колени.— Как здоровье? — поинтересовался Добрынин.— Да уже лучше, — Волчанов кивнул. — Прошлую ночь даже спал спокойно. Да, хорошо, что вспомнил! — сказал он и полез в свой портфель. — Это для тебя, в дорогу…И на столе перед Добрыниным появились три пачки печенья «Октябрь» и бумажный сверток.— Это бутерброды, — объяснил, показывая на сверток взглядом, старший лейтенант. — Лететь-то, наверно, долго будешь… А и вот еще, от товарища Тверина тебе!Народный контролер взял из рук Волчанова книгу «Детям о Ленине». Второй том. Раскрыл. На форзаце увидел надпись: «Дорогому товарищу Добрынину от товарища Тверина».На душе стало тепло и тихо.— Я тоже здесь книг накупил! — вступил вдруг в разговор летчик и показал жестом в угол комнатки, где лежали три большие, перетянутые бечевкой, пачки книг.Волчанов заинтересовался.— А что это за книги? — спросил он летчика.— Стихи в основном… — ответил тот. — Наш командир стихи очень любит, да и я тоже. В общем вся часть стихи читать любит. Мы иногда вечера стихов устраиваем и читаем их вслух…— Хорошее дело! — одобрил Волчанов. — Я тоже библиотеку собираю дома. У меня одна книга есть, автор сам подарил. Стихи. Бемьян Дебный. У нас в Кремле живет. Коммунист хороший, но человек очень плохой.— Дебный?! — переспросил летчик. — Читал! Он про взятие Перекопа много писал.Добрынин постарался запомнить фамилию поэта, чтобы при случае ознакомиться с его стихами.Допили чай. Волчанов проводил летчика и народного контролера до самолета, помахал им рукой и, когда уже заревели моторы, вернулся к машине, ожидавшей его у полосатого домика.Грязно-зеленый бомбардировщик начал разгон и через минуту уже поднимался над землей.Добрынин смотрел в иллюминатор. Осталась позади и внизу эта полосатая будка аэродрома, где он десять минут назад пил чай. Осталась позади и внизу Москва. Стало грустно. Будто бы снова он уезжал из дому, не зная, вернется ли туда снова когда-нибудь. Будто остались позади родные, близкие… Жалость к самому себе пробудилась вдруг в народном контролере, и почувствовал он, как наворачиваются на глаза слезы.Объединились в его сознании деревня Крошкино и Москва в одно большое нечто, с чем связаны лучшие его воспоминания и мысли, и вот уже слышится ему из прошлого лай любимого пса Дмитрия, теперь уже покойного, взлетающий над ночной Москвой. И словно бы сама деревня Крошкино находится в центре Москвы, потому как выйдя из Кремля и дав волю воображению, видит он родную избу и жену Маняшу, стоящую на пороге, и детей его, уже чуть-чуть подросших. Видит и успокаивается, потому что здесь они, рядом, и в любое время он заскочить к ним может, в любую свободную минутку…А бомбардировщик шумит моторами, свистит винтами, и дрожит металл под ногами Добрынина, дрожат стены летающей машины, и от этого еще больше грустнеет народный контролер, чувствуя и понимая, как мало от него сейчас зависит, какой маленький он посреди неба и снова приходит на ум строчка из стихов: «Единица — ноль». И теперь, в небе, в самолете, дрожащем и шумном, соглашается Добрынин с этой строчкой, потому что на самом деле: что он один может сделать? Летчик может, но и летчик не всесилен, потому что если поломается что-то в машине — лететь им вместе вниз! Но нет страха в Добрынине, есть только кратковременная грусть, и настолько она кратковременна, что уже буквально через полчаса, заново задумавшись, отвергает народный контролер правоту стихотворной строчки, отвергает и свою грусть, как чуждое и бесполезное чувство. Отвергает все, с чем он теперь не согласен. И начинает ждать. Начинает ждать приземления на далеком Севере, где ждет его друг, спаситель и помощник Дмитрий Ваплахов, где командир Иващукин всегда готов прийти на помощь, где так много предстоит работы перед тем, как сможет он доложить товарищу Тверину, что жизнь на советском Севере проверена и все несправедливости исправлены.А самолет забирался все выше и выше и таранил одинокие облака, встречавшиеся на его пути. Добрынин, отвлекшись от мыслей и чувств, читал первый рассказ из второго тома книжки, подаренной ему товарищем Твериным. Рассказ назывался «Секретная просьба» и говорилось в нем о том, что Владимир Ильич Ленин не любил получать подарки. С интересом узнал народный контролер, что каждый день вождю по почте приходили десятки, а то и сотни посылок с подарками от рабочих, крестьян и солдат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16