О том, что сердце Родины Москва — намного теплее далекого Севера.Вскоре ему надоело молчать и, вытащив из вещмешка мандат на имя Ваплахова, он протянул документ Дмитрию.Дмитрий, прочитав свой мандат, просиял.— Я теперь тоже русским могу быть?!— Почему? — Добрынин удивился.— Ну раз я — помощник русского человека Добрынина то я могу тоже русским быть?! — повторил свой невнятный полувопрос-полуутверждение урку-емец.— Зачем тебе русским быть? Ты же урку-емец!Слова народного контролера дошли до Дмитрия, и он задумался.Танк ехал по давно прорубленной в тайге просеке-дороге, оставляя за собой на снегу две полосы гусеничных следов.Добрынину захотелось пить — после вчерашнего застолья в горле была такая сушь, что предложи сейчас кто-нибудь народному контролеру литр компота — за раз выпил бы, одним глотком!— Что-нибудь выпить есть тут? — наклонившись поближе к танкисту, спросил Добрынин.— А-а? — переспросил солдат, не разобрав в гулком шуме едущего танка слова народного контролера.— Пить! Пить! — повторил Добрынин и показал обернувшемуся танкисту свой открытый рот, добавив смысла жестом правой руки.Танкист показал на ящик питьевого спирта.— Нет! — крикнул Добрынин. — Другое! Вода есть?Танкист отрицательно замотал головой.Вздохнув тяжело, Добрынин вытащил из ящика одну бутылку. Открыл, приложился и тут же, после первого глотка, скривил лицо до неузнаваемости из-за отвратности вкуса этого напитка.Танк вдруг остановился, и стало тихо.— Что там? — спросил Добрынин, увидев, что танкист прилип к щели обозрения.Солдат пожал плечами и полез в люк.Добрынин, отставив бутылку, заглянул в обзорную щель. Перед танком белоснежную просеку-дорогу пересекала широкая полоса следов.— Стадо какое-то прошло? — пожал плечами Добрынин. — Стоит из-за этого останавливаться!Ваплахов тоже заглянул в щель. Присмотрелся и тут же полез в люк.Добрынин, не захотев оставаться в танке один, тоже выбрался на морозное безветрие. Хрустнул снег под ногами.Подошли они к этой протоптанной дороге.И тут народный контролер отвлекся от неприятного спиртового вкуса во рту — перед ним на снегу были видны следы десятков человеческих ног, совершенно босых, с отпечатками пальцев.Дмитрий присел на корточки и уставился на следы напряженным взглядом.Солдат-танкист просто стоял с открытым ртом.Добрынин нахмурил брови, пытаясь найти какое-нибудь объяснение увиденному, но это ему не удавалось.Ваплахов поднялся, пристально посмотрел в ту сторону, куда вели десятки следов, и медленно пошел туда.— Ты куда? — спросил Добрынин.— Посмотреть надо, — ответил, не оборачиваясь, Дмитрий.Пройдя метров сто — сто пятьдесят, Ваплахов остановился и снова присел на корточки, что-то разглядывая. Добрынин и танкист подошли к нему.— Дерьмо, — сказал солдат-танкист сам себе, увидев, что Ваплахов действительно разглядывает темно-коричневую кучку, лежащую в центре небольшого круга бурой земли, вынырнувшей из-под растаявшего снега.— Дня три назад прошли! — сказал Ваплахов. «Тоже мне следопыт! — подумал Добрынин. — Много ты по этому узнать можешь!» Танкист пожал плечами. Он тоже с сомнением подумал о возможности определять что-нибудь по оставленному кем-то дерьму.— Это мой народ, — проговорил дрожащим голосом Дмитрий. — Урку-емцы…— Что живы? — недопонял Добрынин. Ваплахов, поднявшись на ноги, кивнул.— Только они могут голыми ногами ходить… Надо проверить… Один должен быть в унтах! — вспомнив, проговорил он. — Если есть следы от унт, значит они!Танкист и народный контролер зашарили глазами по истоптанному снегу.— Да не, — выдохнул с паром солдат. — Тут все босиком! У-ух, в такой морозище голыми пятками по снегу!Добрынин молча просматривал следы и вдруг отчетливо увидел более мягкий след обутой ноги.— Есть! — крикнул он стоявшему недалеко Ваплахову. — Есть один!Дмитрий подошел, осмотрел след.— Точно они, — сказал он через минуту. Но радости в его голосе не было.— Что, может, поедем следом? Поищем? — предложил Добрынин.Дмитрий молчал.— Никак нельзя! — вставил свое мнение танкист. — Карты нет, горючего не хватит. Надо в Бокайгол ехать!Снова забрались в танк. Разрушилась безветренная тишина, загудела боевая машина и поползла дальше по просеке-дороге, передавив в двух местах широкую полосу человеческих следов.— Слушай, а чего они босиком? — перекрывая гулкий шум двигателя, спросил Добрынин у Дмитрия.— Старая легенда, — отвечал Ваплахов. — Урку-емцы — не северный народ. Они пришли с юга счастье искать. Урку-емцы всегда счастье ищут. А народ может идти счастье искать только голыми ногами. На охоту — можно унты одеть, а счастье искать — только голыми. Значит, опять ушли счастье искать…— А что, уже ходили? — спросил Добрынин. Дмитрий тяжело вздохнул.— Ходили, когда я еще не родился. Туда, к Хулайбе пришли…Добрынин снова взял в руки початую бутылку спирта. Протянул урку-емцу. Тот отхлебнул легко, даже не скривившись. Вернул бутылку народному контролеру. Добрынин тоже отхлебнул.«Странный какой-то народ!подумал он, опуская бутылку обратно в ящик. — Босиком по снегу счастье искать?» — И замотал недоуменно головой.Спирт катился вниз, в самое нутро народного контролера, согревая все на своем пути. Приятно жгло горло.Солдат-танкист оглянулся, посмотрел просительно на народного контролера, и контролер все понял. Он снова взял эту бутылку спирта — там уже оставалось чутьчуть — и протянул танкисту. Танкист приложился и опустил пустую бутылку на железный пол машины.Добрынин почувствовал, как тепло разливается по его ногам, заполняет вены и снова поднимается вверх. Сладкая тяжесть придавила его к неудобному сиденью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16