В глубине души он был рад, что ему не надо самому решать этот вопрос.
— Будет сидеть у себя в комнате, пока не признается, — мрачно решила Марилла, вспоминая, что в прошлый раз эта мера оказалась весьма действенной. — А там поглядим. Если она скажет, куда ее дела, может, мы еще найдем брошь. Во всяком случае, Мэтью, Энн надо будет строго наказать.
— Ну, ты и наказывай, Марилла, — сказал Мэтью, надевая шляпу. — Я тут ни при чем. Помнишь, как ты запретила мне вмешиваться?
Марилла чувствовала, что ее все покинули. Она даже не могла посоветоваться с миссис Рэйчел. Она опять пошла к Энн с самым серьезным выражением лица и вернулась от нее чернее тучи. Девочка по-прежнему отрицала, что взяла брошь. Ее глаза покраснели от слез, и Марилле на минуту стало ее жаль. Но она решительно подавила в себе эту слабость. К вечеру Марилла, как она выразилась, еле таскала ноги.
— Будешь сидеть у себя в комнате, пока не признаешься! — заявила она Энн. — Лучше сделай это побыстрее.
— Марилла, но завтра же пикник! — жалобно воскликнула Энн. — Неужели ты меня не пустишь? Отпусти меня только на пикник, а потом запрешь опять! Пожалуйста, Марилла. Я потом буду сидеть тут сколько угодно и слова не скажу. Ну, неужели ты меня не пустишь?
— Пока не признаешься, не видать тебе никаких пикников, Энн.
— Марилла! — в глазах девочки блестели слезы. Но та уже вышла из комнаты и захлопнула дверь.
В среду с утра ярко сияло солнце — лучшей погоды для пикника и вообразить было невозможно. Над Грингейблом распевали птицы, от белых лилий струился аромат, который проникал в дом сквозь все окна и двери и бродил по нему как добрый призрак. Березы в лощине весело качали кронами, казалось, ожидая, что Энн, как обычно, помашет им из окна рукой. Но Энн в окне не появлялась. Когда Марилла принесла ей на подносе завтрак, девочка, выпрямившись, сидела на кровати. Ее лицо было бледным, губы плотно сжаты, глаза горели решимостью.
— Марилла, я хочу сделать чистосердечное признание.
— Наконец-то!
Марилла поставила поднос на стол. Ее метод опять увенчался успехом. Но у этого успеха был очень горький привкус.
— Ну что ж, Энн, выкладывай.
— Я взяла аметистовую брошь, — заговорила Энн таким тоном, будто повторяла выученный урок. — Ты была права — я не хотела ее брать, но не удержалась. Она такая красивая, Марилла. Я приколола ее к груди, и тут меня охватило непреодолимое искушение. Я представила себе, как было бы замечательно пойти с ней в наш лесной домик и там вообразить, будто я вовсе не я, а леди Корделия Фитцджеральд. Мне будет гораздо легче представить себя леди Корделией, если у меня на груди будет аметистовая брошь. Мы с Дианой делаем ожерелья из шиповника, но что такое шиповник по сравнению с аметистами? Вот я и взяла брошь. Я собиралась положить ее на место до твоего возвращения. Когда я шла по мостику через Лучезарное озеро, то отколола брошь, чтобы посмотреть на нее в солнечных лучах. Как она сверкала и искрилась! Я держала ее над водой и слегка поворачивала, чтобы поймать каждую искорку — и вдруг она выскользнула у меня из рук, упала в воду и пошла ко дну, посылая мне прощальные лиловые отблески. Она похоронена на дне Лучезарного озера. Вот, Марилла, я призналась, больше мне сказать нечего.
Кровь бросилась Марилле в голову. Эта девчонка взяла без спросу ее драгоценную брошь, потеряла, а теперь спокойно говорит об этом, и на лице ее нет ни капли сожаления или раскаяния!
— Ты поступила ужасно, Энн. — Марилла изо всех сил старалась сдерживаться. — Ты самая скверная девочка, какую только можно себе представить.
— Да, наверное, — хладнокровно кивнула Энн. — Я заслуживаю самого ужасного наказания. Твой долг, Марилла, — наказать меня. И пожалуйста, наказывай меня поскорее, чтобы я могла пойти на пикник со спокойным сердцем.
— Какой еще пикник? Ни на какой пикник ты не пойдешь, Энн Ширли! Это и будет тебе наказанием. Да за твой проступок ты заслуживаешь куда более суровой кары.
— Как? Ты не пустишь меня на пикник? — Энн соскочила с кровати и схватила Мариллу за руку. — Но ты же обещала меня отпустить! Как же так? Я для того и призналась, чтобы ты меня пустила. Накажи меня как хочешь, Марилла, только, пожалуйста, пожалуйста, позволь мне пойти на пикник! Там же будет мороженое! Может быть, у меня больше никогда в жизни не будет случая попробовать мороженое!
Марилла с каменным лицом оттолкнула девочку.
— Перестань клянчить, Энн. Ни на какой пикник ты не пойдешь. Это мое последнее слово.
Осознав, что уговоры бесполезны, Энн пронзительно закричала и бросилась ничком на кровать, где принялась рыдать и корчиться, дав волю своему отчаянию.
— Боже правый! — ахнула Марилла и поспешно вышла из комнаты. — По-моему, она ненормальная. Разве так ведут себя нормальные дети? Или она безнадежно испорчена. Боюсь, что Рэйчел была права. Но назад ходу мне уже нет.
Совершенно расстроившись, Марилла провела утро в непрерывных трудах. Когда все домашние дела были переделаны, она вымыла крыльцо и полки, где стояли бидоны с молоком. Ни крыльцо, ни полки вовсе в этом не нуждались, но в работе Марилла находила облегчение. Потом она решила пройтись с граблями по двору.
Когда наступило время обеда, она поднялась по лестнице и позвала Энн. Над перилами появилось заплаканное личико.
— Иди обедать, Энн.
— Я не хочу есть, — сквозь слезы проговорила девочка. — У меня кусок застрянет в горле. Мое сердце разбито. Когда-нибудь ты пожалеешь, что разбила мое сердце, Марилла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78