Она не теряла надежды, что когда-нибудь ей удастся разгадать загадку этого изящного движения головы, этого лучистого взгляда, этой походки, напоминающей колыхание ветви на ветерке. Когда она наблюдала за Энн, ей казалось, что она тоже так сможет. Шарлотта Четвертая искренне восхищалась Энн. Нельзя сказать, чтобы она считала ее очень красивой. Ей больше была по душе красота Дианы Барри — яркий цвет лица, черные кудри, но эфирное очарование лесных серо-зеленых глаз и бледного личика с переменчиво-розовеющим румянцем на щеках пленило ее сердце.
— Лучше быть, как вы, чем хорошенькой, — откровенно призналась она Энн.
Та засмеялась, с удовольствием выпив медовую часть комплимента и отбросив его горький осадок. Она привыкла, что люди с каким-то сомнением отзываются о ее внешности. В Эвонли не существовало единого мнения: хорошенькая Энн или нет? Те, которые слышали о ней восхищенные отзывы, увидев ее, испытывали разочарование. Те же, которым говорили, что Энн некрасива, удивлялись: где же у людей глаза?! Сама Энн отнюдь не считала себя красивой. Когда она смотрелась в зеркало, то видела лишь лицо с семью веснушками на носу. Зеркало не способно было показать ей, как неуловимо меняются ее черты под влиянием гаммы мыслей и чувств, как очаровательно то темнеют, впадая в задумчивость, то искрятся веселостью ее глаза.
В буквальном смысле слова Энн не была красива, но она обладала неуловимым обаянием и благородством осанки. И человек, наделенный тонкостью восприятия, чувствовал в этой юной девушке задатки необыкновенной, обладающей огромными возможностями женщины.
Собирая землянику, Шарлотта Четвертая поделилась с Энн беспокойством по поводу мисс Лаванды. Добрая душа была искренне озабочена состоянием своей хозяйки.
— Мисс Ширли, по-моему… мисс Лаванда нездорова. Она никогда не жалуется, но я-то вижу. Вот уже несколько недель, как она не в себе — с того самого дня, как в первый раз вы привели Поля. Наверное, она тогда вечером простудилась. Когда вы с Полем ушли, она долго ходила по саду в одной легкой накидке. Было уже темно, на дорожках лежал снег — не иначе как простудилась. С тех пор у нее все время какой-то усталый вид и ее ничто не интересует. Она больше не придумывает, что ждет гостей, и не начинает готовиться к их приходу… и вообще стала какая-то вялая. Только и оживляется, когда вы приходите. И самый плохой признак, мисс Ширли… — Шарлотта понизила голос, словно собиралась поведать о чем-то очень ужасном. — Она не сердится, когда я что-нибудь разобью. Подумайте только, вчера я разбила ее зелено-желтую вазу, которая всегда стояла на книжном шкафу. Эту вазу привезла из Англии бабушка мисс Лаванды, и она в ней души не чаяла. Я стирала с нее пыль — очень осторожно, как всегда, и вдруг она выскользнула у меня из рук и — бах! — разбилась на миллион кусочков. Как же я перепугалась! Я думала, мисс Лаванда меня изругает до ужаса, и лучше бы уж изругала. А она вошла, глянула на осколки и сказала лишь: «Неважно, Шарлотта, собери осколки и выбрось». И больше ни слова, мисс Ширли… «собери осколки и выбрось» — словно это не драгоценная ваза ее бабушки, которую привезли из Англии. Нет, она нездорова, и я просто не знаю, что делать. У меня вся душа изболелась, глядя на нее. А кроме меня, о ней позаботиться некому.
В глазах Шарлотты Четвертой стояли слезы. Энн ласково погладила загорелую ручку, которая держала надтреснутую розовую чашку.
— Мне кажется, мисс Лаванде надо как-то встряхнуться. Она все время сидит здесь одна. Может быть, мы уговорим ее поехать куда-нибудь в гости?
Шарлотта покачала своими огромными бантами:
— Нет, не уговорим, мисс Ширли. Мисс Лаванда терпеть не может ездить в гости. Она бывает только в трех домах, да и то по обязанности — потому что там живут ее родственники. А когда она в последний раз приехала домой, то сказала, что больше из чувства семейного долга ни к кому ездить не будет. «Я теперь поняла, что люблю одиночество, — сказала она мне, — и больше никогда не покину свою виноградную лозу и свою смоковницу. Моя родня хочет сделать из меня старуху, а мне это очень вредно». Так и сказала, мисс Ширли: «…мне это очень вредно». Так что вряд ли мы ее уговорим куда-нибудь поехать.
— Ну, посмотрим. — Энн огляделась, не осталось ли еще земляники — нет, они очистили выгон до последней ягодки. — У меня скоро начинаются каникулы, и я сама поживу у вас в гостях. Будем каждый день устраивать пикники и придумывать разные интересные штуки. Не может быть, чтобы это не улучшило настроение мисс Лаванды.
— Обязательно улучшит, мисс Ширли! — ликующе воскликнула Шарлотта Четвертая. Она радовалась и за свою хозяйку и за себя. За целую неделю ей наверняка удастся многое перенять у Энн.
Вернувшись в Приют, девушки увидели, что мисс Лаванда и Поль вынесли маленький квадратный столик из кухни в сад и накрыли его к чаю. Земляника со сливками имела божественный вкус, тем более что они ели ее под огромным синим небом, на котором кое-где виднелись крошечные пушистые облачка, под шорохи и журчание, доносившиеся из леса. После чая Энн помогла Шарлотте вымыть посуду, а мисс Лаванда сидела с Полем на скамье в саду и слушала его фантазии. И вдруг Поль заметил, что она как будто потеряла интерес к его рассказу.
— Почему вы на меня так смотрите, мисс Лаванда? — спросил он.
— Как я на тебя смотрю, Поль?
— Как будто вы смотрите не на меня, а сквозь меня — на кого-то, кого я вам напоминаю, — ответил Поль, который иногда проявлял прямо-таки пугающую проницательность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68