В 6.30 4-й танковый корпус эсэсовцев рванулся вперед. Сотни танков и штурмовых орудий под прикрытием авиации и артиллерийского огня атаковали 1-й гвардейский укрепленный район. Но врагу нигде не удалось прорвать наш передний край. Только к концу дня, после десятичасового жестокого боя, когда в гвардейских ротах осталось только по 9-10 человек, фашисты вклинились в нашу оборону.
О подвиге наших соседей мы узнали значительно позже. А утром, как я уже говорил, из штаба армии нас информировали кратко: «Гвардейцы 1-го успешно отбивают атаки».
Ударный танковый клин противника обходил левый фланг нашего корпуса. Мы принимали соответствующие меры. Артиллеристы готовили маневр сосредоточенным огнем на угрожаемом направлении. Забелин взял под жесткий контроль работу всех штабов, активизировали свою деятельность и разведчики.
Старшие офицеры штаба корпуса были как раз на командном пункте, когда позвонил генерал Захаров. Он говорил кратко, и я тут же передал его приказ товарищам:
— Командарм забирает от нас 93-ю дивизию и 9-ю танковую бригаду…
Большая часть танков этой бригады использовалась как огневые точки. Зарытые по самую башню в землю и замаскированные, они подготовились к действиям из засад. Их уход значительно ослаблял оборону корпуса. Нам следовало подумать, как и чем восполнить вывод из состава сразу двух соединений. Пока же мы могли подбросить туда лишь подразделения саперов и разведчиков. Вскоре генерал Деревянко подтвердил, что решение о 93-й дивизии принято в связи с осложнением обстановки на левом крыле. Он сказал также, что нам необходимо подготовить и 63-ю кавдивизию к выводу из занимаемого ею района. В течение сегодняшней ночи она должна вернуться в свой кавкорпус.
— Ну вот, еще одна новость не в нашу пользу!.. Неприятнейшее это состояние: где-то идет жестокий бой, а ты, в силу сложившихся обстоятельств, вынужден сидеть сложа руки. Между тем, у тебя постепенно забирают стрелков, танки, артиллерию и бросают туда, где нужней. Все это тебе понятно, но настроения отнюдь не повышает.
— Надо просить командарма оставить хотя бы средства усиления, высказывает кто-то общую нашу затаенную мысль.
Нельзя, никак нельзя ей поддаваться! Очень, конечно, хочется снять трубку и попытаться убедить командующего армией, что у нас в нитку растягивается фронт, что без артиллерии, без возможности маневрировать ее огнем нам нечем заткнуть прорехи и т. п.
И… вместо того чтобы звонить генералу Захарову, мы опять склоняемся над картой и начинаем прикидывать, как бы заменить уходящую кавдивизию учебным батальоном.
— Видимо, артиллерию отсюда скоро возьмут…
— Наверное. Тем более надо разумно использовать то, что останется. А вы, полковник Сирюк, поищите, как усилить оборону в инженерном отношении…
К вечеру мы получили тревожные сведения: противнику удалось прорвать оборону 1-го гвардейского укрепрайона у Балатонфекаяр. Беда и в 252-й дивизии генерала Горбачева — ее оборона также прорвана.
Обстановка быстро осложнялась, и командиры 5-й и 7-й дивизий дружно протестовали, когда наш штаб отбирал у них и передавал в резерв армии артиллерию, минометы, самоходки.
Поздно вечером генерал Забелин сообщил полученные им нерадостные известия: на левом фланге нашей армии противник развивает прорыв и прошел уже до тридцати километров. Обстановка перед нашим соседом слева, 21-м корпусом, все более осложняется. Город Секешфехервар под непосредственной угрозой.
В середине следующего дня стало известно, что танковая дивизия СС «Викинг» прорвалась к Дунаю и овладела на правом его берегу населенным пунктом Дунапентеле. Таким образом, противнику удалось рассечь на две части 3-й Украинский фронт и глубоко обойти левый фланг нашей 4-й гвардейской армии. Это уже близко к окружению.
Зашедший ко мне заместитель по тылу полковник Грибов говорит, что из штаба армии получено указание «создать запасы на грунте». Не исключено, что тылы будут переведены за Дунай.
— Об этом намекнул мне и командарм в недавнем разговоре. Что же, Иван Ефимович, давайте запасаться, — сказал я Грибову.
Ночь на 20 января на фронте корпуса опять была сравнительно спокойной. Дивизии улучшали свои позиции, вели кое-где огневой бой. Противник особой активности не проявлял.
Уже за полночь позвонил командующий армией и потребовал от Забелина подробной характеристики дорог, горных и лесных троп в тыловых районах дивизии полковника Дрычкина. И тут наш пунктуальный начальник штаба оплошал — вынужден был ответить, что вопрос этот знает в самых общих чертах.
— Вы просили штаб армии дать корпусу возможность сократить фронт?
— Просили…
— За счет отвода дивизии Дрычкина из образовавшегося выступа?
— Да. Этим мы втрое сократим полосу обороны.
— Как же вы отдадите приказ на марш сейчас, ночью, если не поинтересовались заранее дорогами и тропами?..
Безусловно, генерал Захаров был прав. Любой старший начальник, получая просьбу от младшего, должен быть уверен, что она подкреплена не только общими соображениями, но и конкретными расчетами. Иначе получается как-то по-штатски.
Под утро вернулись из поиска разведчики 7-й дивизии. Они захватили «языков» — солдат-кавалеристов из 4-й кавдивизии и 3-й кавбригады. Судя по их показаниям, противник наступать здесь не мог. Поэтому мы могли вывести часть сил из первого эшелона во второй, создав тем самым необходимую глубину обороны. За счет этого мы в какой-то мере обеспечивали свой левый фланг, южнее которого, обходя наш и 21-й корпуса, рвалась на восток танковая армада фашистов.
Наши хлопоты по усилению левого фланга оказались весьма кстати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94