Их полуразрушенные изразцовые оводы, в трещинах которых уже растут гранатовые и фиговые кусты, как будто парят на фоне голубого неба, и из руин на землю спускаются виноградные лозы. Все это так живописно! Прибавьте еще воздух, напоенный ароматом, синий свод неба и месяц, льющий свой магический свет на всю округу. Должен признаться, что никогда раньше не видел ничего более прекрасного, чем сады и руины Эшрефа в июньскую ночь, которая никогда не забудется.
Персы и нынешние жители этих мест не умеют ценить этот рай, руины не представляют для них ценности. Во дворце, где находится главный источник, средний купол упал в бассейн. Куски кирпичей и изразцов запрудили выход из бассейна, так что кристально-чистый ручей должен пробивать себе дорогу в обломках. Сверкая в лучах солнца, он пропадает в гранатовых кустах, где соловей поет свою грустную песню, как будто сожалея о прошлом этих дворцов. Все изменилось. Там, где в большом бассейне, напротив первого павильона, когда-то перед шахом Аббасом купались красавицы гарема, радовавшие его взгляд, теперь устраивают свои концерты лягушки. В самом гареме теперь стойла ишаков и пол усеян миллионами блох. Дворцовые залы, стены которых раньше украшали изречения из Корана, теперь исписаны автографами приезжих.
Мы расположились на ночлег в большом павильоне, открытом со всех сторон, недалеко от ручья, журчание которого перебивалось кваканьем лягушек. Перед тем наш консул угостил нас замечательным ужином в персидском вкусе. Нам предложили крепкое вино из Шираза и кальян. Была чудная ночь, и я еще долго сидел у края ручья и, размышляя о бренности всего прекрасного на земле, наслаждался видом окрестностей, купающихся в лунном свете.
14 июня мы встали с рассветом, позавтракали и отправились в верхний дворец Сефиабад. Он находился в лучшем состоянии, чем уже упоминавшиеся, потому что в нем однажды останавливался Фатх-Али-шах (умерший в 1835 г.)14 и к его приезду он был немного приведен в порядок. Вид с балкона третьего этажа открывался чудесный. Астрабадский залив со всеми извилинами, бухтами и косами был виден как на ладони, а дальше к северу простиралось Каспийское море; слева возвышались отроги Мазендеранских гор, а позади нас в густой зелени лежали руины Эшрефа.
В 10 часов наш гостеприимный хозяин А. Ходзыко, которого мне снова доведется увидеть через два года в Тегеране, простился с нами, и мы вернулись в Эшреф, где уже были приготовлены лошади и мулы, чтобы доставить нас в лагерь Шагил. Во время нашего отсутствия Муригин с топографом произвели съемку остальной части залива, а также определили глубину вдоль полуострова Потемкин. Свежий северо-западный ветер наполнил наши паруса, так что мы уже к вечеру были на борту своего судна.
В оставшиеся дни июня у нас побывали в гостях некоторые персидские ханы из окрестностей. Наш живописный лагерь был разбит в устье Багу. Казаки собирали хворост, готовили сухари; в бочки набиралась свежая вода; судно приводилось в порядок.
Вся коллекция жуков, бабочек и растений была просмотрена, приведена в порядок и уложена в ящички. Наш художник сделал много набросков Эшрефа, а также эскизы портретов посещавших нас персов и туркмен. Почти каждую ночь в силки, расставляемые казаками в лесу, попадались дикие кошки, барсуки или шакалы.
25 июня, день рождения царя, мы отпраздновали на берегу Багу как нельзя лучше. Было устроено соревнование по стрельбе среди казаков, и лучший стрелок получил денежную премию. Во время обеда мы пили за здоровье царя под грохот пушек, и, может быть, впервые с 1782 г. эхо выстрелов раздавалось в Мазендеранских горах15.
В последние дни месяца я занимался главным образом сбором сведений об обычаях, привычках, торговле и ремеслах туркменских племен и жителей провинций Астрабад и Мазендеран. Наш консул А. Ходзько передал мне, кроме того, статистические и географические данные о Гиляне и Мазендеране, так что я располагал теперь значительным материалом для описания этих земель.
3 июля в наш лагерь приехал из Наукенда Гамзат-хан. В 1827 г. он был взят в плен в Эривани16, прожил восемь месяцев в Тифлисе, а в 1833 г. сопровождал по приказу Аббас-Мирзы17 известного английского путешественника Бернса18 из Кучана (в Хорасане) до границы расселения туркменских племен, так как к тому времени был правителем племени гёклен. Теперь он был хакимом Наукендского округа (махала). Он обещал дать нам лошадей и проводника, чтобы совершить еще одну поездку в горы, с условием, что наш врач поедет к нему, чтобы оказать помощь одной из его жен.
Мы воспользовались этим приглашением. Доктор Заблоцкий, Фелышер, я и переводчик Абдулла с 10 казаками запаслись барометром и отправились на заходе солнца на баркасе к устью речки Чебекенд, где и заночевали в баркасе. 4 июля, на рассвете, мы отправились в село Наукенд, находившееся в 5 верстах от берега. Гамзат-бек и его младший брат Сефи-хан встретили нас дружески. Врача с переводчиком проводили в гарем, а мы тем временем осмотрели селение, насчитывавшее 1000 домов, которые утопали в садах и пышной лесной растительности. В час дня врач закончил свое дело, и наши любезные хозяева дали нам несколько своих верховых и вьючных лошадей.
Из Наукенда, через который протекает речушка того же названия, мы по полого поднимавшейся тропе поехали в горы. Долина была покрыта фруктовыми деревьями, лесом и мимозой, усеянной пурпурно-красными цветами, а также папоротником такой высоты, что всадников не было видно. Сильный запах от папоротника вызвал у некоторых из нас головную боль. Первое барометрическое наблюдение мы провели в селе Банюш-Тепе, в котором насчитывалось 30 дворов;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154