- Анжелике пора переменить школу, - вот и все объяснение Моники своим взбешенным родственникам.
А Анжелика изменилась. На скулах появился румянец, лицо пополнело, и теперь она смеялась чаще, чем когда-либо с того дня, как они приехали в Ливингстон. По воскресеньям она перестала ходить в гости к родственникам, и теперь они могли ее видеть только, когда сами приходили к Монике.
- Что с девочкой? - спрашивали они.
- Она предпочитает одиночество, - отвечала Моника, но в эти дни ей было очень трудно смотреть в глаза своим родственникам.
Вечером того дня, когда Анжелике исполнилось четырнадцать лет, Антуанетта пришла в гости, в отличие от обычных визитов, без своей семьи. Поскольку этот день приходился на середину недели, она сказала, что Жозефу и детям надо отдохнуть. Она принесла Анжелике дюжину пирожных, покрытых шоколадной глазурью, и пару самых отвратительных хлопчатобумажных чулок, которые Анжелика когда-либо видела.
- Спасибо, тетя Антуанетта, - сказала Анжелика.
- Не за что, - ответила довольная Антуанетта. - Но в эти тяжелые времена это все, что я могла себе позволить. Пойди сюда. Сядь, поговорим минутку. Расскажи мне про среднюю школу.
- Я не могу, - ответила Анжелика. - Мне надо делать домашнее задание.
Она убежала в столовую и разложила на столе книги. Она давным-давно сделала домашнее задание, но ей не хотелось сидеть в кухне, болтать, пить чай и есть пирожные. Анжелика открыла книгу и начала читать, но она слышала Монику и Антуанетту, которые говорили, говорили, говорили.
Обо всем и обо всех, с отвращением подумала Анжелика.
Она не помнила, сколько прошло времени, когда вдруг поняла, что они говорят о ее отце. Говорили тихо, Анжелика улавливала только отдельные слова.
- Рак, - сказала Моника.
- Ужасно, ужасно, - ответила Антуанетта.
Анжелика почувствовала, что ее ладони стали влажными и по всему телу пробежала дрожь.
Папа!
Но он не отвечал.
Папа! Папа!
- Пил, - сказала Моника.
- Ужасно, ужасно.
- ...для спасения ребенка...
Анжелика вскочила со стула и подошла к кухонной двери.
- В чем дело? - воскликнула Антуанетта. - Моника, посмотри! Ребенок белее полотна!
- Ничего, - сказала Анжелика слабым голосом. - У меня заболела голова.
- Это все книги, - сказала Антуанетта. - Вредно слишком много учиться.
- Хочешь чаю, Анжелика? - спросила Моника.
- Нет, нет, спасибо, я пойду прилягу.
Анжелика разделась, надела ночную сорочку, выпила две таблетки аспирина, но дрожь не проходила.
В чем дело? Было что-то, что она должна была вспомнить, но хотя это что-то билось на краю сознания, она не могла поймать воспоминание.
Папа, помоги мне.
Я должна вспомнить, папа.
Ложись, сказал Арман, ложись, моя дорогая. Спи. Спи.
Во сне Анжелика увидела огромную дверь, и ручка была так высоко, что она не могла до нее дотянуться. Она пыталась снова и снова, но что-то удерживало ее. За дверью был кто-то и кричал. Она должна была дотянуться до ручки и открыть дверь. От этого зависела ее жизнь. Скорее. Чуть выше. Почти. Почти.
- Убийца!
- Пьяница!
Ее пальцы держали ручку, но дверь была такой тяжелой. Она тянула и толкала изо всех сил, но дверь не открывалась.
- Убийца!
Наконец дверь поддалась и закачалась на петлях, как будто они были только что смазаны.
Там был доктор Саутуорт, высокий и прямой. Такой высокий, что его тень на стене была огромной, и она могла видеть очертание его поднятой руки.
И там была ее мать, неподвижная, как будто высеченная из мрамора, только глаза живые.
- Ты убила его! - кричал доктор Саутуорт. - Так, точно ты вонзила ему нож в сердце! Ты убила его!
- Дурак, - сказала Моника, ее голос был холоден, как мрамор, из которого было сделано ее тело. - Дурак и пьяница.
Появилась другая рука доктора Саутуорта, и теперь он держал бутылку.
- Арман неделями не вставал с постели, - сказал доктор. - Откуда это взялось?
Мраморная фигура Моники не шевельнулась. Только глаза.
- Понятия не имею, - сказала она.
- Ты проклятая, жалкая лгунья! - закричал доктор. - Ты купила это у братьев Гэмсби! Ты все время покупала этот яд!
- Сумасшедший, - сказала Моника.
- А я повторяю, что ты лгунья. Я узнал это от самого Твидлиди час назад. Ты купила эту бутылку, и закрутила с ними еще до Рождества. Ты убила своего мужа. Ты убила его вот этим!
Доктор Саутуорт сунул бутылку ей в лицо, но она не шелохнулась.
- Вот этим! - закричал доктор. - Вот этим и твоим бесчеловечным отношением, и отсутствием любви, и своим холодным телом, и своим черным злым сердцем.
Наконец Моника Бержерон сдвинулась с места. Она подошла к Бенджамину Саутуорту и заговорила, глядя прямо ему в лицо.
- Да, - сказала она. - Я ходила к братьям Гэмсби. Я покупала их яд и давала его Арману каждый раз, когда он был в состоянии проглотить его. И каждую минуту я молилась. Я молилась, чтобы каждый глоток был последним и чтобы у него хватило порядочности умереть.
- Ты черная сука, - прохрипел доктор Саутуорт.
- А знаете почему? - продолжала Моника, как будто он ничего не сказал. - Потому что Арман позорил меня в течение многих лет. Он даже моего ребенка настроил против меня.
- Это грязная ложь!
- Что вы знаете об этом? - спросила Моника. - Вы знаете только то, что рассказывал вам Арман, и могу держать пари: в своих рассказах он никогда не был виноватым. Он был отвратительной свиньей, пьяницей и лжецом - и я рада, что он умер.
Папа! Папочка!
Анжелика стояла в дверях и старалась закричать.
Но мать и доктор ее не слышали.
- И можете написать это в свидетельстве о смерти тоже, - сказала Моника. - Давайте, пишите. Он умер, а его жена радуется.
- Нет, - сказал доктор и сел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87