- Майлс, я хочу, чтобы ты поставил мне выпивку сегодня вечером.
- Что?
- Я сказала, что мне бы хотелось, чтобы ты угостил меня рюмочкой. Тебя устраивает время около четырех тридцати в баре ливингстонской Гостиницы?
- Миссис де Монтиньи... - начал он.
- Анжелика, - поправила она.
- Анжелика, вы должны знать, что это невозможно. Нельзя, чтобы меня видели...
- Как жаль, - сладким голосом сказала Анжелика. - Один ваш приятель очень уж просил меня вам позвонить. Его зовут Джон Майкл Пауэлл. Кажется, он из Нью-Йорка.
Она с трудом удерживалась, чтобы не засмеяться в ответ на напряженное молчание.
- Джон Майкл Пауэлл - очень близкий друг другого типа, которого зовут Большой Вилли Конгрив.
- Анжелика...
- Так как насчет четырех тридцати, Майлс? В ливингстонской Гостинице?
- В четыре тридцать, - повторил Майлс Гордон.
Анжелика повесила трубку и постояла, стуча ногтем по зубам.
Она надела маленькую черную бархатную шляпку с вуалью, которая как раз закрывала ее глаза.
Глава третья
Лесли де Монтиньи влюбилась в первый, последний и единственный раз в своей жизни вскоре после того, как ей исполнилось шестнадцать лет, и она еще ходила в предпоследний класс Ливингстонской Центральной средней школы. Молодого человека звали Джино Донати.
Джино был двадцать один год, ростом шесь футов два дюйма и весом более тринадцати стоунов** **Немногим больше 80 кг.** . У него были черные вьющиеся волосы его предков и темно-карие глаза, ровный ряд белых зубов, сверкавших, когда он смеялся. Джино Донати работал водителем в этвиллской транспортной конторе - местные и дальние груховые перевозки, - широкими плечами и могучей грудью, всем своим видом он походил именно на водителя грузовика. В его темно-карих глазах проглядывала чувственность, а в больших руках мягкость, которую и не заметил бы случайный наблюдатель. Но Лесли де Монтиньи заметила. Она обратила на это внимание в первый же раз, когда увидела Джино.
Однажды в ноябре во второй половине дня она шла домой из школы. Как ей всегда говорила Алана, она смотрела куда угодно, только не под ноги себе.
Ведь даже ноябрь может быть по-своему прекрасным, думала Лесли по дороге. Какое-то величие проглядывало в обнаженных, как бы резных деревьях, тянувших ветви к суровому серому небу. Как христианские мученики, подумала Лесли, или как в последем трагическом акте оперы. Она никогда не видела оперу, но слышала практически все, которые звучали в субботних вечерних передачах из Метрополитен оперы, и была уверена, что Милтон Кросс самый умный, самый удивительный человек в мире.
- Представь себе, - сказала она Алане в прошлую субботу, - ты только представь себе - держать в голове все эти знания.
- Чепуха, - сказала Алана. - Он наверное шпарит всю эту ерунду по книге или еще по чему-нибудь.
- Тише, послушай, - ответила Лесли. - Это второй акт оперы "Кармен", написанной Жоржем Бизе. Ты произносишь Жорж с буквой "ж" на конце. Представляешь, Алана, быть композитором и слышать в себе такую музыку.
- Они все звучат так, что у меня от них живот болит, - сказала Алана. - То ли дело Гленн Миллер или современные мелодии.
- Если ты композитор, то музыка должна звучать во всем твоем теле, задумчиво продолжала Лесли. - И в голове, и в желудке, и даже в кончиках пальцев.
- Ты хочешь пойти с нами? - нетерпеливо спросила Алана. - Дини, Винче и я идем кататься на коньках на Даусоновский пруд.
Динии Винче на самом деле звали Джеймс и Мэтью, а почему их прозвали Дини и Винче мало кто знал, да это было и неважно. Они жили ниже, на той же улице, что и Монтиньи, и все соседи их считали хулиганами. Это были лучшие друзья Аланы.
- Что с тобой все-таки? - спросила Алана. - Ты не хочешь выйти и повеселиться? Тебе не нравятся мальчики?
- Конечно, нравятся, - ответила Лесли. - Я только не хочу кататься на коньках с тобой, Дини и Винче, вот и все.
Алана с недовольным видом пошла к дверям:
- Другие сестры все делают вместе.
Лесли взглянула рассеяно:
- Что?
- Ничего, - сердито ответила Алана.
На кухне Мэгги Донован громко стучала кастрюлями и сковородками.
- Надо выбить эту дурь из ее головы, - воскликнула она. - Все эти крики и вопли по радио каждую субботу, которую посылает нам Господь.
- Заткнись, Мэгги, - ответила Алана. - И оставь Лесли в покое, когда я уйду. Она никого не трогает.
- Шестнадцать лет, - ворчала Мэгги Донован. - Другая девушка в ее возрасте в субботу пошла бы с мальчиком в кино, а не сидела здесь одна, слушая этот дьявольский шум.
- Может быть, Лесли не так увлекается брюками, как некоторые, кого я могу назвать, - сказала Алана, подойдя к кухонной двери и пристально глядя на Мэгги.
- Ты плохая девчонка, - зло ответила Мэгги, - дьявол придет и заберет тебя.
- А ты, конечно, покажешь ему дорогу, ты чокнутая старая воровка.
- Я скажу про тебя матери, - сказала Мэгги.
- Давай, ты, сумасшедшая старая ирландская торговка, - закричала Алана. - Слава Богу, что Лесли не любит мальчиков. А то она в старости была бы похожа на тебя.
Но это неправда, что Лесли де Монтиньи не нравились мальчики. Просто интерес к ним не поглощал ее целиком, как других девочек ее возраста. Ей не нравилось, когда во время фильма ее держали за руку, поэтому она редко ходила туда с мальчиками. В кино ее полностью захватывал сюжет, и потом она целыми днями могла воображать себя великолепно одетой Джоан Кроуфорд, разбивающей сердца, или трагической Бет Дэвис, с драматической походкой, отказывающейся от любимого мужчины, или чудесной Гарбо с грустными глазами, эффектно погибающей в объятиях какого-нибудь красивого актера.
О, конечно, Лесли нравились мальчики, также как ей нравилось большинство человеческих существ, но они не были ей необходимы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87