Мгновение, и пальцы сомкнулись у нее на шее; она попыталась вскрикнуть, но из горла вырывался один лишь хрип. Она попробовала вырваться, но он стиснул ее запястья — такие тонкие и хрупкие, что одной рукой без труда удерживал их оба — а другой прижал женщину к себе, чтобы лишить свободы движений.Она выгнулась, гибкая, точно виноградная лоза, принялась отбиваться, попыталась даже укусить его — но где ей было совладать с опытным бойцом! Все метания Саталы лишь ослабляли ее. Однако она не желала сдаваться. Щеки раскраснелись, изумрудные глаза метали молнии, алые губки были приоткрыты, она дышала тяжело…И Блейд вдруг осознал, что страстно жаждет ее.Точнее, понял он это уже давно, еще когда увидел Друзиллу на поляне. Вожделение пронзило его мгновенно и остро, подобно ритуальному мечу, зажгло огонь в чреслах. До сих пор он старательно отметал от себя все мысли об этом. Но теперь…Изгибающееся стройное тело перед ним — она старалась высвободиться, но лишь сильнее разжигала в нем страсть. В пылу сражения балахон ее приоткрылся, обнажая атласную кожу и полные груди… Не в силах больше сдерживать себя, Блейд одной рукой разодрал грубую ткань. Розовые соски, маленькие, вздернутые, зовущие, оказались прямо перед его глазами, заставляя терять голову от вожделения.— Что… — начала было жрица, но он не дал ей договорить. И впился в губы долгим, жадным поцелуем.Она застонала, забилась в его объятиях с удвоенной силой. Но, слегка надавив ей на запястья, он заставил ее опуститься на траву. Придавленная его мощным телом, женщина понемногу утрачивала волю к сопротивлению… Он принялся ласкать ее.Руки его, ладони опытного, умелого, все испытавшего любовника, скользили по нежной упругой коже, наслаждаясь ее прохладой и совершенством форм, лаская, дразня, проникая в самые укромные, потаенные уголки, заставляя стонать и вздрагивать от наслаждения. Сперва она пыталась сдерживать себя, даже продолжала сопротивляться, отталкивая, кусая и царапая его, но вот губы ее приоткрылись зовуще, и он понял, что Сатала отдалась ему вся, без остатка, на волю его и жажду.Поцелуй ее был сперва робким и неумелым, и он с изумлением вспомнил, что Сатала была девственницей. Но это не остановило ни его, ни ее саму. Под напором огненной страсти Друзилла таяла, тело ее отзывалось на малейшие прикосновения, жадно требовало новых и новых ласк.— Да… — шептали пересохшие губы. — Да, Блейд, да…Он не помнил, как избавились они от остатков одежды… Казалось, все земное попросту испарилось, сгорело в горниле желания, и ничто больше не могло помешать их телам устремиться друг к другу.Но вот настойчивый пыл его сменился томной нежностью, и Сатала, с чуткостью женщины, рожденной для любви, отозвалась мгновенно. Поцелуи их сделались более продолжительными, искусными, ласки — изощренными и мучительными. Она училась на ходу, и воистину у Блейда еще не было более прекрасной и способной, ученицы.Наконец Сатала застонала под ним, бедра ее призывно поднялись ему навстречу, и он ответил на ее зов.Она чуть слышно всхлипнула, когда он проник в нее, но то был крик боли пополам с наслаждением, и вскоре она застонала в сладостной истоме, соединяясь с возлюбленным в древнем, как мир, танце.Тела их, переплетенные, ставшие единой плотью, двигались слитно, в согласном ритме, и сами небесные сферы кружились в тот миг вместе с ними; и когда Сатала закричала первой от наслаждения, подобного которому ей никогда не довелось испытать, и острые ногти ее вонзились в плечи Блейда, он, содрогаясь, последовал за ней. Они погружались в темные глубины экстаза, из которых, казалось, не будет возврата, и все мироздание сжалось до точки, а потом расширилось вновь — иным, измененным, чтобы никогда более не стать прежним.
***
И была ночь.Блейд не заметил, как опустилась она на землю. Страсть поглотила его без остатка, и он был слеп и глух ко всему земному. Могла пройти одна ночь, десять или сто… он не видел, не желал знать ничего, кроме Саталы, наслаждался лишь ею, дышал, впитывал ее без остатка, поглощал, пленял, обретал и терял — лишь с тем, чтобы все повторялось заново.Однако под утро сон все же сморил его. Тревожное, сумрачное забытье, полное обрывков видений и смутного страха. Но он забыл о ночных фантомах, как только открыл глаза.И был день. Сияющий, торжественный, полный солнца и птичьего гомона.Блейд смотрел вверх. Синее небо просвечивало сквозь трепещущую зелень листвы. Солнце, пробиваясь через кроны деревьев, золотом слепило глаза. Трава холодила обнаженную кожу…Он потянулся, не глядя, к Сатале, желая обнять ее, прижать к себе и согреть. Нежность и страсть прошлой ночи возвращались…Острие страха вонзилось ему в сердце: прекрасной жрицы рядом не было. Блейд вскочил. Вскочил и заозирался по сторонам, последними словами проклиная собственную глупость.Заснуть беспечно, словно младенец! Как он мог так расслабиться? Что она успела натворить? Убила лошадь? Или, скорее, вскочила в седло и обратилась в бегство?Но вороной жеребец — Блейд даже чертыхнулся от изумления — мирно пасся неподалеку. Вид у него был здоровый и бодрый; вероятно, он вполне оправился от вчерашнего… Что за дьявольщина?! Не ушла же она пешком!И без одежды… Разорванный балахон жрицы — Блейд лишь сейчас заметил его — валялся в траве, скомканный, как отбросили его накануне их нетерпеливые руки. Так где же Сатала?И тогда он увидел ее.Точнее, заметил сперва бледное пятно в траве у ручья. Очертания лежащего тела. Руки вытянуты вперед, к воде, точно тянулась напиться, да так и заснула… Блейд утер со лба пот, вздохнул, покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72